Сайдулаев при жизни считался всего-навсего номинальным руководителем Ичкерии, потому непонятны восторги Рамзана Кадырова: "Террористы практически обезглавлены. По ним нанесен решительный удар, опомниться от которого им впредь никогда не удастся". Если бы все эти пылкие слова были произнесены в адрес Шамиля Басаева или Доку Умарова – тех, кто действительно держит руку на пульсе террористической войны, с этим еще можно было согласиться. Но Абдул Халим Сайдулаев – мелкая сошка, с тем же Басаевым фигура просто несопоставимая. Что, кстати говоря, признавали кадыровцы, совершенно уничижительно отзываясь о "президенте Ичкерии". Самым мягким словом при этом в их устах было "марионетка".
Кто за пределами Чечни вообще знал о факте существования некоего Сайдулаева до 8 марта 2005, дня смерти Масхадова? Кто знал этого человека в самой Чечне? А ведь имена полевых командиров, обладавших хотя бы каким-то влиянием, всегда становились известны – таковы местные "правила игры". Командир без имени в Чечне никто: кто к нему пойдет, кто с ним будет говорить, кто будет финансировать и помогать? Это, кстати, в равной степени применимо и к союзникам федеральной стороны: там тоже подчиняются вовсе не тем, кому прикажут подчиняться из Москвы, а лишь тем, кто уже заслужил авторитет.
До 8 марта 2005-го Сайдулаев таким авторитетом считаться не мог. Более того, его просто никто не знал. Люди в Чечне по обе стороны условной линии фронта спрашивали друг друга: "Сайдулаев? А кто это такой, а что он сделал, чем знаменит?!" Примерно таким же вопросом задавались и военные журналисты, хорошо знающие обстановку в регионе: ни один из них не слышал его имени. Недоуменно пожимали плечами даже весьма информированные собеседники из лояльных Москве формирований. Преобладало мнение, что по каким-то своим соображениям Шамиль Басаев решил повременить с царской мантией: то ли после Беслана ему стало "неудобно" брать на себя еще и формальное лидерство, то ли у него были иные соображения.
Так или иначе, но чеченскому сопротивлению на тот момент понадобилась фигура (чуть не сказал – ширма), которая наиболее благопристойным образом могла бы символизировать их на международной арене. Имидж Басаева уже давно состоялся, и даже в глазах европейской либеральной публики ни о каком разговоре с ним речи быть не могло. Фигуры чеченских деятелей, осевших в Европе, тоже не подходили: возмутились бы и полевые командиры, и рядовые боевики. В глазах которых легитимным правом на руководство мог обладать только тот, кто разделяет с ними все тяготы войны, ежечасно рискуя жизнью.
А фигура Сайдулаева устраивала многих именно своей аморфностью: человек, за которым не было ничего, не мог быть опасен тем амбициозным полевым командирам, которые мнят себя фигурой № 1.
У покойного "президента Ичкерии" никогда не было своего отряда, он никогда не был ни признанным вождем масс, ни известным политиком, ни хотя бы влиятельным религиозным авторитетом. Он просто не мог обладать серьезным влиянием в подпольно-партизанской среде. Да и формальное приведение к присяге ему полевых командиров не могло значить ровным счетом ничего: единого централизованного командования там не существует. Каждый конкретный отряд подчиняется только своему командиру.
И еще. В официальной биографии Сайдулаева, размещенной на одном из сайтов сепаратистов, есть весьма примечательные строки: "Шейх Абдул-Халим ни разу за свою жизнь не покидал пределы Чечни, за исключением одной поездки в Хадж в Мекку". Переведем это на нормальный язык: с 8 марта 2005 до 17 июня 2006 формальным лидером боевиков был человек, имевший слабое представление о том, что происходит за пределами Чечни – даже в сопредельных северокавказских республиках.
Уже один этот факт позволяет говорить об определенной ограниченности уже покойного лидера мятежной Ичкерии. И в некотором смысле Сайдулаев походил на таких номинальных руководителей Чечни и Ингушетии, как Алу Алханов и Мурат Зязиков: у тех тоже есть пышный титул, но реальные рычаги воздействия на ситуацию отсутствуют.
Но Сайдулаев – это уже история. Вопрос в ином: чем обернется его гибель? С военно-политической точки зрения – ничем. Что может изменить гибель человека, который ничего не решал, ничем не управлял и даже не был значимым морально-политическим авторитетом?
Потому сообщение, что на президентский пост в подпольной Ичкерии заступит Доку Умаров, числившийся при Сайдулаеве вице-президентом, воспринимается как должное. Это действительно очень известный полевой командир, авторитет и влияние которого сопоставимо с басаевским. А по жестокости он и вовсе превосходит Шамиля. Умаров вместе с Арби Бараевым поставил на конвейер похищение людей. Уверяют, что именно Доку участвовал в организации рейда на Ингушетию и захвата школы в Беслане. Так или иначе, но фигура это сильная и зловещая.
Однако нет оснований считать, что с возвышением Умарова что-то кардинально изменится. Хотя бы потому, что Умаров и, возможно, Басаев и без того держали в своих руках планирование и организацию боевых операций, воюя на пределе своих возможностей. Так что никаких особых изменений в боевые планы боевиков гибель Сайдулаева не внесет – он никакого отношения к этим планам вообще никогда не имел. А летне-осенняя кампания 2006 полевыми командирами, видимо, спланирована еще зимой – весной. Определенным подтверждением чего служит и эскалация пиар-активности вокруг Басаева.
Какие именно планы? Это покажет время: в конце концов, воевать они могут лишь в рамках своих реальных возможностей. Рамзан Кадыров вообще убеждает, что боевиков на территории Чечни больше нет! Однако судить столь однозначно о потенциале сепаратистов не стоит: налет на Ингушетию в ночь на 22 июня 2004, а затем и теракт в Беслане осуществлены, когда федеральные пропагандисты вовсю твердили, что противник уже уничтожен. Так что о реальных действиях боевиков и федеральных сил мы сможем судить лишь по результатам "сезона".
