Однако режим Путина довольно быстро справился с задачей свертывания выборной демократии. А вот феномен разделенной на выборах страны никуда не делся, разве что некоторые цифры поменялись. На выборах 2 декабря мы вновь ощутили, что существуют две России. Кавказские республики, во главе с кадыровской Чечней и ее феноменальными 99 процентами голосов за "ЕР", та же "национальная" Южная Сибирь вплотную приблизились к показателям КПСС в Советском Союзе с его практикой безальтернативных выборов.
Интересно, что наименее подверженной эрозии реальные выборные процедуры оказались в национальном регионе. По крайней мере, до следующих выборов флагманом российской демократии следует считать мятежный Ненецкий автономный округ. Только здесь партия Путина не набрала и половины голосов избирателей (48 процентов). Феномен ненецкого голосования сложился из-за сложной политической ситуации вокруг попыток Архангельска прибрать к рукам нефтеносную автономию, остатков того "северного" либерализма в управлении регионами, который был еще сравнительно недавно присущ богатым регионам европейской части Российского Севера, но в целом, не был связан с факторами национальной политики.
Национальную карту фактически разыгрывала и, в конце концов, разыграла только "Единая Россия". Хотя ставить это в заслугу Кремлю все-таки не стоит. С нерусскими меньшинствами России вынуждена была заигрывать местная власть. Где-то это происходило в уже давно опробованных формах, когда тяжеловесы-националы из числа руководителей республик вели "ЕР" к победе. Где-то, как в Республике Марий Эл, власть проявила гибкость, вовремя введя в тройку представителя коренной национальности. В остальном "национальные предвыборные" технологии какой-то особенной изощренностью не отличались. Эксперты не раз отмечали снижение уровня политтехнологичности нынешних выборов. В результате массированной пропагандистской обработки избирателя и административного принуждения к голосованию за "правильную партию" технологии оказались невостребованными.
Характерен еще один пример с национальной республикой – Удмуртией. Удмуртское население, в подавляющем большинстве сельское, послушно голосовало за "ЕР", а городские жители старых индустриальных центров - наименее отождествляющие себя с какой-либо национальностью, проявили протестный потенциал, в результате чего 7 процентный барьер в Ижевске, Воткинске и Сарапуле преодолели "Патриоты России". То есть мобилизация электората по этническому признаку происходила под эгидой власти и с мощным использованием административного ресурса.
Существенный и неприятный момент – появление суперавторитарных властных режимов на пространстве вне Северного Кавказа и южно-сибирских этнических автономий. Первопроходцем построения жесткой модели управления стала Мордовия с ее просто-таки удивительными показателями лояльности "Едру". Напомним, что в рейтинге самых пропрезидентских регионов РМ заняла "почетное" четвертое место с показателем 93, 41 процента за "ЕР" при явке - 94, 53 процента, сразу за кавказской тройкой "лидеров" - Чечней, Ингушетией и Кабардино-Балкарией. Татарстан с примкнувшим Башкортостаном дали только по 80 процентов голосов за "ЕдРо".
Рассмотрим этот пример отдельно. Существенное отличие поволжских регионов от кавказских в куда меньшем доминировании титульных наций в автономиях. Как правило, нерусское население не составляет здесь даже большинства населения. Пример Татарстана, по переписи 2002 года насчитавшего у себя 51 процент татарского населения, тоже в чем-то показателен. Косвенно, а мы знаем, что административный ресурс тут всегда работал неплохо, эта цифра может свидетельствовать скорее о желаемом, нежели реальном для регионального режима результате. В той же Мордовии общая численность мордвы со второй половины XX века неуклонно снижается, и сейчас составляет только 32 процента населения республики, а темпы ее ассимиляции превышают средние общероссийские показатели, что является показателем кризиса мордовской идентичности в современной России.
В лучшем случае, как с Татарстаном, в Поволжье реализуется мягкая концепция интеграции всех народов региона в некую региональную общность. Среди средств интеграции можно упомянуть и двуязычие школьного обучения с обязательным изучением татарского, и упорное желание сохранить татарстанский суверенитет. Хотя вопрос о единой татарстанской идентичности остается открытым. А вот уже в Башкортостане даже попытки ввести башкирский язык обучения в школах как обязательный для всех детей наталкиваются на упорное сопротивление татарских и русских родителей. В других автономиях нет и этого.
Встречаются режимы, опирающиеся не на широкие этнократические слои, на титульную нацию, ее этнические мифы, конфессиональную принадлежность и тому подобные иррациональные феномены, как в Чечне, Ингушетии или Калмыкии, а представляющие собой вариант в чем-то еще советского авторитарного стиля в условиях дикой коррупции, порожденной переходной формой экономики, сращиванием административной "элиты" с бизнесом и криминалитетом; хаосом в управленческом аппарате, и другими вполне узнаваемыми по остальной России приметами разложения власти.
Но в определенной степени Мордовия все же стоит особняком на фоне остальных.
Мордовский режим держится сегодня на трех китах: "мордополитике", "мордославии" и "мордонародности". Первая означает тотальное вытеснение из политической жизни региона любых мало-мальски неподконтрольных власти партий, объединений и организаций, в выборном цикле – ориентацию на задавленного нищетой и безысходностью сельского жителя, работника бюджетной сферы, готовых поддержать кого надо за небольшую подачку при контроле со стороны начальства; многочисленное тюремное население республики (печально знаменитые "мордовские лагеря"). Элементом советского стиля деполитизации населения здесь выступает гипертрофированный интерес со стороны республиканской власти к развитию спорта. В Мордовии проходит, наверное, самое большое в пересчете на душу населения количество спортивных мероприятий, состязаний и фестивалей. Взращивание физически крепкого населения превращено в один из официально декларируемых приоритетов развития республики. И вся эта спортивная вакханалия была бы вполне безобидной, если бы ею фактически не подменялась общественно-политическая деятельность.
Монополией на духовную жизнь в Мордовии обладает Русская Православная Церковь. Наверное, один из самых бедных и неблагополучных поволжских регионов, также является рекордсменом по количеству новопостроенных храмов и культовых сооружений, образованных приходов. Региональная власть сверху и в административном порядке транслирует мысль о том, что религия на мордовской земле может быть только одна – и это русское православие. Торжеством "мордославия" стало строительство в столице республике Саранске огромного Ушаковского собора. Как уживется административное рвение крестить всех и вся с неизбежным процессом секуляризации общества, сказать пока трудно.
Наконец, как бы того не хотела мордовская власть во главе с Николаем Меркушкиным, ей приходится заниматься национальной политикой. И здесь этническому мокшанину Меркушкину и повезло, и нет. Повезло, потому что мордва является так называемым бинарным этносом, состоящим из двух частей – эрзи и мокши. Единственные реальные оппозиционеры в Мордовии, эрзянские националисты, уже 15 лет выступают с идеей этнического размежевания с мокшанами. И к тому есть все основания: эрзяне и мокшане имеют разные литературные языки, их национальная идентичность опирается на различные и часто противоположные мифологемы. Меркушкинский режим жестко подавляет националистов, искусственно поддерживая общемордовское единство и русификацию. На фоне постоянных речей о мордовском народе неуклонно сокращаются объемы преподавания на родных языках, тиражи книг. Национальная культура сведена к фольклору и фестивалям, навязывается мнение о социальной непрестижности всего мордовского. С другой стороны, трехобщинный регион (эрзянское, мокшанское меньшинство и "русское" большинство, куда входят не только этнические русские, но русифицированная мордва, украинцы и прочие) позволяет властям эффективно воздействовать на все три этнических компонента и играть на противоречиях, усиливая собственную власть.
По итогам состоявшихся выборов можно утверждать, что Россия не скатывается к авторитаризму. Авторитарная модель управления уже выстроена, раз везде побеждает только "партия власти". Но за внешним фасадом единства скрывается гигантская пропасть противоречий в каждом отдельном регионе. Если бы в политологии существовал термин "авторитарный хаос", можно было бы смело применить его к сегодняшней России. Кремль не смог достичь реального единства страны. Результаты голосований в национальных регионах РФ это убедительно доказывают.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
