Мальчишки в нашем дворе очень любили играть в войну. Куда интересней, чем штандер или чижик!
Только у нас всегда была проблема – кто будет нашими, а кто белыми фашистами (то, что белые и фашисты не одно и то же, я узнал уже в довольно зрелом возрасте, лет в шесть). Понятно, что никто белыми фашистами быть не хотел. Фашистам, им ведь и побеждать-то нельзя. И не повоюешь особенно. Это же какой стыд – быть фашистом! Если тебя назвали фашистом, тут нужно немедленно по морде. Такая была идентичность в московском дворе на границе 50-х и 60-х годов.
Нет, не я не идеализирую: и шовинизм, и ксенофобия, и антисемитизм – всё это тоже было. Но "фашист" было самым последним ругательством.
Слова "Хайль" мы тогда не знали. Мы произносили его, как "Хай". Дворовые "фашисты" говорили: "Хай-гитлер!". После этого их побеждали. А они с удовольствием побеждались. Ведь приятно и таким образом поучаствовать в поражении фашистов от наших.
Времена поменялись. Наши выросшие дети стали играть в другие игры.
Теперь "Комсомольская правда" публично жалеет, что из предков Леонида Яковлевича Гозмана гитлеровцы не сделали абажуров.
Теперь лидер необольшевиков, сын советского офицера, изобретает нарукавные повязки в стиле повязок гитлеровцев: белый круг на красном фоне, а внутри круга вместо свастики черные серп и молот. Интересно, это его отец научил? Или он своим умом дошел?
Теперь наши устраивают погромы ненаших, а на своих маршах выкидывают вперед руки с криками "Россия убер аллес", простите, я хотел сказать "Слава России! Героям слава!", то есть тьфу – опять запутался, просто "Слава России!".
Теперь почтенные политологи от власти рассказывают нам, каким хорошим был Гитлер до 1938-го года.
Теперь мы заходимся в общенациональной радости по поводу аннексии Судет, простите опять, я хотел сказать – Крыма.
Теперь мы хотим расширить свое жизненное пространство на восток, тьфу – что со мной сегодня происходит? – конечно, на запад. И создать тысячелетний третий Ре... Ну, вот – опять... Нет-нет, никакой не Рейх, конечно. А Рим. Третий Рим. То есть не Рим, и Мир. Третий Русский Мир. То есть не третий – просто Русский Мир. Почему это я всё время путаюсь?
Теперь мы воюем Украину – "Вы отдайте Украину и Россию половину. Так великий фюрер приказал". В смысле – "и Европы половину". Ну, и не фюрер, конечно. Фюрер – что? Просто вождь. У нас всё сакральней.
Хотя не так уж и сакрально: под 30 процентов в опросе на либеральном "Эхе" хотели бы видеть президентом Гиркина, и только 20 – Путина. И понятно – Гиркин уже убивает, уже воюет за третий, то есть нет, не за третий, конечно – и откуда у меня все эти ассоциации? прямо навязчивость какая-то – а просто за Русский Мир...
И потом, у Гиркина такие усики. И сам он такой бойкий. Настоящий вождь. В общем, хай-гиркин!
Говорить, что мы беременны фашизмом, пожалуй, уже поздновато. Мы не беременны. Мы уже в процессе родов. Фашизм – это ведь даже не политика. Фашизм, он, прежде всего, приходит в головы. А уж потом, как и любая овладевшая массами идея, превращается в политику.
Симптомы же этой болезни в массовом сознании известны хорошо. Само сознание сужается. Пропадает способность к рефлексии. Снижается порог "нельзя". Любая мерзость становится "можно", если только эта мерзость за наших. Отдельный человек ничто, государство – всё. "Айн фолк, айн рейх, айн фюрер". Ну, и конечно, "убер аллес". Противников нужно убивать, начиная с тех, кто поближе. В общем, вечные спутники суженного сознания – эгоцентризм и эгоизм. Только в данном случае не личные, а коллективные, национальные – национальный эгоцентризм и национальный эгоизм. И единый порыв – "Хай-гиркин!!!". Тто есть я хотел скахать "Хай-гитлер!". А, впрочем, какая разница: главное-то здесь не имя, а "Хай!".
Все эти симптомы налицо. Не в политике пока. В психологии. И это значит, что мы уже летим в пропасть.
Правда, находятся оптимисты, которые утверждают, что это не так – что мы пока только занесли над пропастью ногу.
И, знаете, я их понимаю. Уж больно хочется верить, что это это еще не окончательный "Хай!". Что может еще будет "Нет "Хаю!"", "Нет, не "Хай!"". Что кто-то остановит нас. Или что мы сами в последний момент остановимся.
Что ж тут поделаешь? Такова наша природа. Очень хочется верить.
