Каждый раз, когда лидеры западных стран соглашаются встретиться в рабочем порядке с Путиным, российский пропагандистский аппарат устраивает массовое ликование. Но и в либеральной среде, в том числе и на Западе, находятся аналитики и журналисты, охочие до сенсаций, которые начинают говорить, будто Путин "победил" и "всех переиграл". Так было в феврале 2015 г. после встреч в Москве; так было в сентябре, после встреч в Нью-Йорке на генеральной ассамблее ООН; так происходит и сейчас, после встреч на саммите G-20 в Анталии, состоявшихся под отзвуки парижских терактов. Если воспринимать эти оценки серьезно, то может сложиться впечатление, что 2015 г. стал для человечества годом Путина, ознаменовавшись каскадом побед и триумфов кремлевского руководителя. Остается непонятно, почему при таком ярком послужном списке своего президента, Россия и россияне занимают столь незавидное положение во всех сферах политической, экономической, и общественной жизни.
В этой статье я покажу, что, хотя Путин и пытается построить на терактах политический капитал, на сегодняшний день его "парижская выгода" носит номинальный характер, и состоит, главным образом, в психологическом удовлетворении от снятия околобойкотного режима, который де факто установился вокруг него в связи с событиями в Украине. Что касается "большой анти-ИГИЛовской коалиции" (особенно на условиях Кремля), то ее формирование представляется мало вероятным. Еще менее значительной выглядит вероятность того, что под воздействием посттеррористического синдрома Запад пойдет на сохранение Асада у власти и, тем более, на снятие санкций против РФ, признание аннексии Крыма, а также попустительство действиям Кремля на Донбассе.Многие политические обозреватели и журналисты утверждают, что при всей своей кошмарности теракты в Париже весьма эффективно работают на Путина и что благодаря им Путин уже нанес поражение Западу в пропагандистской войне. Муссируется мысль, что благодаря ужасу, нагнанному на Запад, Путину наконец-то удастся сколотить анти-ИГИЛовскую коалицию, добиться принятия своего плана по Сирии, заставив при этом Запад отвернуться от Украины.Таким образом, если в начале нулевых мы видели Coalition of the Willing под знаменами Белого дома, воевавшую против Саддама Хусейна, талибов, и "Аль-Каиды", то в этом году должны увидеть появление коалиции под знаменами Кремля, которая наведет порядок в Сирии и даже, возможно, решит курдский вопрос.
Аналитиков, придерживающиеся этой позиции можно разделить на три группы. Первая группа — работники российского пропагандистской системы, консерваторы, и сторонники авторитаризма — рукоплещет тому, что предупреждения Путина, якобы сделанные полтора месяца назад в Нью-Йорке, сбылись, и теперь Запад, осознавший, что такое терроризм (как будто он не знал этого раньше), побежит к нему на поклон. Назовем эту группу "апологеты". Вторая группа включает в себя либералов, антикремлевски настроенных оппозиционеров и умеренных левых, как российских, так и западных, которые тоже считают, что теракты обернулись победой Путина, но эту победу они встречают не рукоплесканиями, а трауром, видя в ней неизбежность и вездесущность зла, пускай и временные. Назовем их "пораженцы".
И, наконец, к третьей группе относятся непримиримые оппозиционеры-конспирологи. Они утверждают, что настоящим организатором терактов были российские спецслужбы, т. е., все тот же Путин. Несмотря на свою радикальность (а, может, и благодаря ей), данная точка зрения приобрела немало сторонников в российском идеологическом поле. Так, несколько авторитетных аналитиков поделились у себя на сайтах странным постом, где объясняется, для чего зловещая "рука Путина" учинила и бойню на берегах Сены, и взрыв Аэробуса А321 над Синаем (по состоянию на 18 ноября пост каким-то фантастическим образом генерировал 18 500 перепостов и 21 000 лайков; для сравнения пост Дмитрия Медведева на тему парижских терактов дал всего лишь 1 000 перепостов и 8 800 лайков, хотя и опубликован на трех языках). В том, что принято называть "конспирологией", я не вижу ничего предосудительного. Там, где мейнстримная версия содержит значительные противоречия и неадекватно объясняет имеющиеся факты, конспирологический подход производит альтернативные версии и может быть правомерен. Но в случае парижскими терактами (и уничтожением А321), противоречия слишком несущественны, чтобы принимать их в расчет, и случившееся объяснимо с высокой долей вероятности самой очевидной, мейнстримной версией. В такой ситуации конспирология теряет практический смысл, поиск альтернативности становится самоцелью, а навязчивое усложнение причинно-следственных связей часто оказывается формой личностного расстройства. Поэтому представителей этой группы я назову "усложнители".
Забегая вперед, отмечу, что парижские теракты принесли стратегическую выгоду и Ирану, и "Национальному Фронту" Франции. Однако никто не возлагает ответственность за эти преступления ни на иранские спецслужбы, ни на Марин Ле Пен. Больше всех теракты оказались выгодны ИГИЛу, но, увлеченные поиском альтернативностей, усложнители забывают об этом простом факте.
Выгода Путина
Итак, какую выгоду извлек Кремль из парижских терактов? В качестве затравки пораженцы и усложнители указывают на следующее:
- Выгода первая. В отличие от предыдущего саммита в Брисбене на только что прошедшем саммите в Анталии с Путиным общались все лидеры, а Обама даже присел с ним за столик и целых полчаса говорил о чем-то важном. Этот исторический момент удалось запечатлеть на фотоснимке.
- Выгода вторая. На венском совещании по Сирии все стороны, испугавшись парижских терактов, тут же приняли план Путина.
- Выгода третья. Увидев ужас, объявший Париж и всю Францию, Путин испытал глубокое удовлетворение: теперь он отомстил Франции за непроданные "Мистрали", за терминал со сжиженным газом в Дюнкерке, освободивший Францию от Газпрома, а также за унижения, которым Франсуа Олланд якобы подвергал его на международных встречах.
- Выгода четвертая. Западная пресса стала отзываться о Путине более уважительно.
Если говорить о конспирологии, то вряд ли бы даже самый циничный социопат отважился на убийство почти 130 человек (при том что могло погибнуть и больше) ради крайне сомнительных бенефитов. Но Путин — не просто человек, он еще и профессиональный шпион и знает, сколь вероятны провал, утечка информации, и обнаружение в такой масштабной операции. Не думаю, что он пустился бы на такой риск, подвергая опасности себя, свое благосостояние, армию своих кунаков-опричников, и весь свой режим ради достижения психологического удовлетворения от того, что околобойкотный режим, в котором он находился, снят, и он пока больше не изгой. Это самоубийственная игра, которая не стоит не только свеч, но и спичек, от которых их зажигают.
Что касается циничности, то многие утверждают, что чудовищность преступления нынешнему режиму не помеха и указывают в этой связи на взрывы жилых домов в Москве в сентябре 1999 г. Как показали Юрий Фельштинский и Александр Литвиненко в своем исследовании "ФСБ взрывает Россию" (Литвиненко эта публикация стоила жизни), ФСБ действительно взрывала жилые дома в Москве в 1999 г. Но, тем не менее, это не означает, что чекисты ответственны за все теракты, происходящие в мире В 1999 г. взрывы были нужны силовикам-убийцам, чтобы настроить общественное мнение России на новую войну в Чечне. Сейчас это делать не к чему: Российская авиация и так уже полтора месяца бомбит позиции анти-Асадовской оппозиции при полном одобрении россиян. Как бы ни поносили сегодня Ельцина за экономические неудачи и штурм Белого Дома, за 10 лет своего президентства ему удалось приучить страну к простой демократической мысли, что народ является участником политических процессов. За 15 лет правления Путин выбил эту вредную мысль из сознания россиян. Превратившись в придаток кремлевской машины и личную свиту Путина, Дума и Совет Федерации больше не представляют интересов электората. Все, что происходит в России, отражает исключительно волю неомонарха и элит. Так были разбазарены и похищены сотни миллиарды долларов государственных средств, что ударило по интересам населения; захвачен Крым; запущен процесс "Новороссия". Для интервенции в Сирию Путину также не потребовалось одобрение ни российской, ни международной общественности. Не будет оно нужно и для крупномасштабной наземной операции, если кремлевский владыка вознамерится прославить ею свое имя. Поэтому в отличие от 1999 г., сейчас нет никакой необходимости в создании предлога для войны или в подготовке общественного сознания для масштабной интервенции.
Мои оппоненты, возможно, обвинят меня в чрезмерном сарказме и скажут, что я превратил действия Путина в гротеск и что бился он не за место за столиком, а за место под солнцем ("причем для всей России", — добавят апологеты), т. е., за стратегические геополитические преимущества. В отношении предполагаемых преимуществ показательно высказывание профессора Григория Голосова "Запад, потрясенный серией терактов в Париже, наконец-то осознал неизбежность участия России в антитеррористической коалиции". Но многие в своих оценках идут дальше, считая, что в результате терактов Запад уступил Кремлю на переговорах в Вене, признал, что Сирия находится в сфере интересов Кремля, а скоро признает и аннексию Крыма, дав добро на продвижение интересов Путина на Донбассе, или в самом крайнем случае просто отвернется от Украины; санкции против России будут при этом сняты. Такой подход основан на амбициозной презумпции, будто Путин может предложить Западу нечто весьма существенное для борьбы с ИГИЛом и будто без участия России победа над исламизмом в Сирии и Ираке, как и над всем международным терроризмом, совершенно невозможна. Все эти презумпции — продукт аберраций политического сознания, мании величия, или ностальгии по советскому прошлому.
Венский мираж
Пораженцы трактуют итоги венских переговоров по Сирии, закончившихся уже после терактов в Париже, как успех российской стороны. Апологеты и некоторые усложнители делают "успеху" апгрейд до "триумфа". В действительности эти переговоры не привели к новым существенным соглашениям. Идеи о необходимости прекратить кровопролитие, создать коалиционное временное правительство, взять курс на проведение всеобщих выборов, и прочая, прочая — все это увлеченно толчется в дипломатической ступе уже несколько месяцев, но остается непродуктивным по двум причинам. Первое, участники дискуссий решают, каким быть будущему Сирии, не спрашивая, что думают об этом лидеры некоторых группировок умеренной сирийской оппозиции, — Сирийской Свободной Армии, например (позиция ИГИЛа и других радикальных группировок в расчет не берется по определению). Второе, и самое главное, ни Запад, ни ближневосточные соседи Сирии, ни участники сирийской гражданской войны не достигли консенсуса по поводу судьбы Асада. Сирийский диктатор хочет остаться. Россия и Иран тоже этого хотят, но все остальные категорически против. Однако весь смысл четырехлетней войны, унесшей 250 000 жизней и сделавшей беженцами 4 миллиона человек, состоит именно в том, чтобы определиться: изгнать или оставить у власти клан Асада. Поэтому, когда политики, раздувая щеки, сообщают, что в Вене достигнуты договоренности по целому ряду принципиальных вопросов кроме одного (что делать с Асадом), они уподобляются двум персонажам из анекдота: один согласился продать дом, другой — купить, договорились и о дате сделки, и о месте ее проведения, и о том, какими купюрами будет произведена оплата, и какие напитки будут подавать на закрытии сделки, и даже о том, как все должны быть одеты во время этого закрытия, — обо всем кроме одного, цены. Таким образом, успех, приписываемый Кремлю по результатам переговоров в Вене — не более чем мираж, и никакой значительной выгоды из этих результатов Путин для себя не извлек.
Мезальянс и мезкоалиция
Аберрации восприятия, инспирированные выстрелами в Париже, поразили также и некоторую часть европейских и американских СМИ. Так, Le Monde в лице одного из своих авторов заявляет, что план Путина по созданию анти-ИГИЛовской коалиции, озвученный в сентябре на генеральной сессии ООН, становится осуществимым. Польская газета Rzeczpospolita считает, что лидеры западных государств теперь "обречены на Путина". В подтверждение такого апокалиптического вывода приводится все та же "судьбоносная" фотография Обамы и Путина, сидящих за столиком. Замечу в скобках: предвзятость позиции определяет и подборку доказательств под нее. Тот, кто полагает, что Путин на саммите ничего не добился и опять остался в одиночестве, постит совсем другой снимок — пропитанный духом безысходности и поражения, которые подчеркиваются видом выроненной в бессилии бутылкой. Я бы даже сказал, что есть тут в Путине что-то от Наполеона после отречения с известной картины Поля Делароша, но боюсь упреков в лести президенту. Так что фотоискусство — не самый надежный материал для политического анализа.
Полагая, что после терактов "униженный" и "перепуганный" западный мир бросится к Путину просить о заступничестве перед ИГИЛом, апологеты, пораженцы, и усложнители уподобляют Запад одному из персонажей "Крестного отца", явившемуся к дону Корлеоне молить о помощи и прощении за прошлое высокомерие. Но дон Корлеоне умел решать самые неразрешимые проблемы и знал, как делать предложения, от которых нельзя было отказаться. Он мог предложить "протекшн", т.е., крышу, кому угодно, и мог кого-угодно наказать за нежелание принять его протекшн. Путин же крышует только в пределах России и нескольких стран СНГ. Ему нечего предложить Западу для эффективной борьбы с исламизмом и терактами. Любой альянс с Кремлем был бы мезальянсом для Запада. Конечно, Путину жизненно необходим союз с Западом, но для Запада союз с Путиным носит маргинальное значение. Приведу несколько доводов в поддержку этого вывода.
Неэффективность российской операции в Сирии. Военная операция РФ в Сирии идет уже 50 дней. С самого начала было ясно, что в нынешнем формате российская интервенция не предполагает решения фундаментальных военных задач. Четыре тысячи российских солдат (в начале операции — более чем в два раза меньше) и 50 бомбардировщиков не могут существенно изменить соотношение сил с анти-асадовскими группировками, общая численность которых — включая умеренную оппозицию и исламистов — по некоторым экспертным оценкам составляет 200 000 — 300 000 бойцов. Российские авиаудары носят локальный характер и не в состоянии принципиально укрепить позиции армии Асада. Для скорейшего уничтожения исламистских группировок необходимо участие наземных сил, но Кремль неоднократно подчеркивал, что эти силы привлечены не будут. И если это так, то Путин не может помочь Западу в уничтожении ИГИЛа.
Российские военные источники бравадно рапортуют о колоссальных боевых успехов, достигнутых в Сирии. Только за первый месяц операции уничтожено более 1 600 "объектов инфраструктуры террористов" (кто именно подразумевается под "террористами", не уточняется): 49 различных пунктов управления и узлов связи, 51 лагерь для подготовки террористов, 35 заводов и мастерских, 131 склад боеприпасов и топлива, 786 полевых лагерей и различных баз. По Первому каналу сообщается о тысячах боевиках, удирающих из ИГИЛа, спасаясь от карающего воздушного меча России. Казалось бы, при таком масштабном успехе ИГИЛ уже должен был прекратить существование. Но вместо этого, после начала российской интервенции исламисты значительно усилили свои позиции, и их войска продвинулись в направлении Алеппо, второго крупнейшего города Сирии.
Двойственность позиции Путина в отношении ИГИЛа. Чтобы Путин ни декларировал на предмет борьбы с исламизмом, существование ИГИЛа ему выгодно, так как тот служит региональным противовесом позициям НАТО, предоставляет повод обеспечить российское военное присутствие в Средиземном море, и обеспечивает отток радикальных исламистских сил с Кавказа в ИГИЛ (сейчас под знаменами ИГИЛа сражается приблизительно 5 000 граждан РФ). Именно по этой причине российский военный контингент и не воюет с исламистами, а, по сути, бережет их. 90% российской ударной мощности направлена не против ИГИЛа, а против Сирийской Свободной Армии и других представителей умеренной оппозиции, которые, судя по всему, и являются "террористами" согласно боевым отчетам российского командования и чьи 1600 "объектов инфраструктуры" были уничтожены российскими бомбами. Вывод: раз сам Кремль с исламистами не воюет, то зачем западным странам записываться в его коалицию или брать его в свою?
Второстепенность роли России. Как уже говорилось, для Кремля альянс с Западом гораздо важнее, чем для Запада альянс с Россией. Предполагаемое партнерство обречено быть неравноценным, так как Путин рассчитывает вложить в него гораздо меньше, чем вложит Запад, но получить при этом гораздо больше, чем его возможные партнеры. Впрочем, если бы Кремль начал боевые действия против ИГИЛа и передислоцировал в Сирию десятки тысяч российских солдат для осуществления наземной операции, окунувшись в кровавую ванну страшнее Афганистана, то у Запада была бы мотивация вступать в коалицию с Кремлем. Парижские теракты не сподвигнут ни одну из западных стран на то, чтобы отправлять наземные войска в Сирию. Но Запад был бы непрочь ликвидировать ИГИЛ ценой массовых потерь в живой силе с российской стороны. Путин, однако, на такие пока жертвы не готов (хотя, может, скоро и подготовится), да и экономическая ситуация в России полномасштабной войне не благоприятствует.
В плане технической оснащенности российская армия и авиация уступают американским и британским. В плане использования информационных технологий этот разрыв еще более ощутим. Неслучайно спикер МИДа Мария Захарова недавно жаловалась, что британцы не делятся с Москвой разведданными по крушению Аэробуса А321. Неслучайно Путин запретил полеты в Египет только после телефонного разговора с Дэвидом Кэмероном. У России не было разведданных касательно гибели своего собственного самолета, они оказались только у западной стороны. Так что, если коалиция и состоялась бы, то Россия там потянула бы только на роль второго плана, если не третьего.
Недостаточная эффективность антитеррористической деятельности Кремля. Россия не есть антитеррористический гуру или эксперт в области разведывательных технологий. Поэтому российские власти не только не смогли предотвратить уничтожение А321, но и не владели достаточной информацией для определения подлинных причин его гибели. С 2000 г. на территории РФ произошло около 120 терактов. Всего за годы правления Путина жертвой терроризма стало более 1800 россиян (с учетом крушения А321). Безусловно, немало терактов службам безопасности удалось предотвратить, но делалось это в основном с использованием традиционных методов слежки и внедрения. Хотя за последние годы количество терактов резко сократилось, произошло это, как уже говорилось, за счет массового оттока российских исламистов в ИГИЛ. В целом, Россия не располагает необходимой квалификацией, чтобы оказывать Западу эффективную помощь в борьбе против терроризма.
Отсутствие весомой невоенной мотивации для Запада. При нынешней степени и характере вовлеченности России в сирийскую войну, Россия как военный партнер большого интереса для Запада не представляет, хотя лично у Олланда может иметься другой взгляд на это партнерство. Тем не менее, у Запада могли бы быть невоенные причины для формирования партнерства с РФ — например, массовость коалиции и создание психологического эффекта давления на ИГИЛ. Но и это соображение не сработает, ибо в результате двуличных заявлений Путина о необходимости войны против ИГИЛа (не отражающих, как я пояснил выше, подлинных намерений), Исламское Государство и так уже считает, что Россия воюет против него, и ответило на эту войну убийством больше чем двухсот россиян. Более того, с точки зрения исламистов, коалиция, к которой призывает Путин, уже существует (причем даже в более расширенном варианте по сравнению с путинским) и включает не только США, Британию, Францию, и Россию, но и Израиль и ряд других стран.
В результате РФ не представляет для Запада принципиального интереса как партнер по анти-ИГИЛовской коалиции. Не существует военных, невоенных, тактических, или стратегических задач, которые Запад не мог бы решить без участия Кремля. Да, несмотря на многочисленные авиаудары, Запад пока не нанес ИГИЛу существенного ущерба, но ведь и Россия тоже видимых успехов в Сирии не добилась. Стремление Путина попасть в большую коалицию под видом ВИПа вполне понятно, но пока он не в состоянии внести адекватный капитал в предполагаемое партнерство, а лозунги и видеосюжеты, показывающие, как красиво, хотя и непонятно где, рвутся бомбы, способны впечатлить только фанатов российского телевидения. Нереалистичностью своих амбиций Путин напоминает владельца провинциального футбольного клуба (какого-нибудь условного "Шиномонтажника"), который только что прорвался в премьер-лигу и пока еще ничем себя не зарекомендовал. Тем не менее, владелец уже обхаживает президентов топ-команд всего мира — "Манчестер Юнайтед", "Баварии", "Пари Сен-Жермен" — предлагая им создать международную супер-лигу с участием его клуба. Предлагать можно, но остальным такая лига не нужна.
Поэтому разговоры о неизбежности коалиции и, тем более, о лидирующей роли Путина в ней, — по большей части, безосновательны. Кроме того, поскольку после терактов Франция интенсифицировала бомбардировки позиций ИГИЛа, который российские войска до сих берегли, то можно сказать, что в результате парижских событий Путин даже в чем-то проиграл.
На данном этапе партнерство с Путиным является для Запада мезальянсом, а коалиция — мезкоалицией. Плюсы от этого партнерства будут незначительны, а минусы — ненадежность, нахрапистость, чрезмерная лживость и любовь к шантажу — их основательно перевесят. Минимальные преимущества такого союза никак не заставят Запад оставить Асада у власти, дать Кремлю зеленый свет на освоение Донбасса, признать аннексию Крыма, или снять санкции против РФ. Более того, есть все основания считать, что к концу этого года санкции будут продлены. В результате "парижская выгода" Путина, которую ему настойчиво приписывают как пораженцы, так и усложнители, реально сокращается до морального удовлетворения от сидения за пресловутым столиком, прекращения околобойкотного режима, и некоторой доле позитива в прессе. С Путиным теперь будут более охотно разговаривать, но этого для формирования коалиции будет недостаточно.
! Орфография и стилистика автора сохранены
