Российские левые в протестном поле ассоциировались, в первую очередь, с достаточно многочисленным "Левым фронтом". Однако, после посадки по "Болотному делу" лидера – Сергея Удальцова, и поддержки им "Новороссии", движение практически перестало подавать признаки жизни. Недавний раскол в "Левом фронте" привел к появлению новой организации. "Левый блок" заявил о себе достаточно уверенно в ходе майских акций в Москве. Один из координаторов блока, тульско-московский активист Дмитрий Карасев, многократно задерживаемый спецслужбами, поделился с "Каспаров.Ru" своими взглядами на современное левое движение, проблемы оппозиции и участие левых в войне на Донбассе.
– Появление еще одной левой организации – это уже не чересчур?
– Это вынужденная мера. Российские левые сильно стагнировали за последние годы. Они дошли до плачевной мемориальной фазы. Многие превращали левую идею в кружки почитания Троцкого и Сталина. При этом политической деятельности почти не вели. Пора уйти от реконструкторства и задать повестку, актуальную для большинства населения. Вдохновение мы ищем не в КПСС, а в дореволюционной истории, левом народничестве, русском анархизме. "Левый Блок" – это широкая левая организация, но большинству наших товарищей ближе не коммунизм или анархизм, а синтез взглядов, свои новые мировоззрения, основанные на здравом смысле. Наше сердце бьется слева.
Другая проблема левых – защита меньшинств. ЛГБТ не имеют никакого отношения к левым. Но стоит это озвучить, как тебя сразу обвиняют в нацизме. Левые исторически выступали за власть народа. Но когда ЛГБТ не любят в народе, а они требуют от государства заставить народ любить геев, то какое отношение к этому имеем мы? Что касается мигрантов. Я категорически против того, чтобы на них нападали, но именно народ волен решать – пускать мигрантов или нет, а не власти и миграционные службы. Народные органы самоуправления должны решать и вопрос о предоставление убежища.
Также в "белоленточном протесте", мы, тогда еще "Левый фронт", потеряли свою леворадикальную идентичность, подстраиваясь под общегражданские лозунги.
– "Левый фронт" и Сергей Удальцов для многих синонимы. Раскол имеет корни в охранительной риторике Удальцова или нет?
– Время Удальцова – это 2011-2013 годы, волна протеста: люди активно шли в "Левый фронт", я сам тогда присоединился. Хотя в движение зачастую принимали людей, которые не были даже левыми. Например – имперцев. Это не дало сделать структуру устойчивой. С посадкой Сергея совпали массовые обыски, аресты. Многие, прямо скажу, разбежались из "Левого фронта". Ряд интеллектуалов, близких к нам, как Гейдар Джемаль, отошли уже к концу 2013 года. Затем наш депутат в Госдуме, Илья Пономарев, эмигрировал в США, но из "Левого фронта" он не уходил.
Беда не приходит одна: в 2014 году началась посткрымская истерия, возникли противоречия из-за Донбасса. На съезде "Левого фронта" в августе 2014 мы приняли постановление, шедшее вразрез с мнением Удальцова, выразившего симпатии ДНР и ЛНР, в котором осудили поддержку той или иной стороны на Донбассе. В итоге, нас покинула Дарья Митина – она нашла себя на банкетах в Донецке. Однако внутренние политические противоречия остались и были огромные проблемы с субординацией активистов. Практически иссяк поток новичков, так как "Левый фронт" ассоциировался для многих с риторикой Удальцова о ДНР и ЛНР. Да и отталкивал вождисткий характер организации.
– Какие организации возникли на платформе "Левого фронта"?
– Сейчас существует, собственно, старый "Левый фронт" с Анастасией Удальцовой и ветеранами движения в возрасте: микроструктура. Вторая организация: "Комитет по восстановлению Левого фронта" Николая Сосновского, – это, в основном, регионы Зауралья. И, наконец, наш "Левый блок". Кроме наличия активистов, ничего общего с "Левым фронтом" наш блок не имеет. Если назвать известных активистов, то у нас: журналист Владислав Рязанцев, ведший репортажи с процесса Надежды Савченко, ветеран левого движения Василий Кузьмин, Денис Тяжкун и Антон Шарыпов (депутат Томской областной думы). Кардинальное отличие "Левого блока" от "Левого фронта" – мы отказались от главенства регионов и вождизма. Москва не центр движения, координация осуществляется через региональный консенсус.
– Как встретили на левом поле появление "Левого блока"?
– После размежевания с "Левым фронтом" у нас сразу начались большие проблемы с левыми медиа-ресурсами, продвигающими "Новороссию". Нас поливал грязью "Форум.МСК", описывая как сектантов. Однако на активистском поле мы неплохо набираем состав: к нам приходит много новых людей, пассионарная молодежь. На Первомайском митинге мы доминировали среди прочих левых. Кстати, нам единственным не согласовали демонстрацию, например, в отличие от "Другой России".
Мы можем уже вывести человек 70 в Москве, на фоне политической стагнации левых – это неплохо. Большинство из тех, кто к нам идет, ранее не состояли ни в каких организациях. Надеюсь, такими темпами в ближайшее время мы будем собирать сотни активистов.
– Как вы охарактеризуете российское левое движение, помимо вашей организации?
– Все наши левые раскололись на "ватных" – проимперских, и иных. Первое размежевание, из-за позиции по Майдану в Украине, произошло в "Другой России" еще в феврале 2014 года: появилась "Национал-большевистская платформа". В 2015 году разделилась "Объединенная коммунистическая партия", с которой порвала "Революционная рабочая партия".
"Другая Россия", с ее героическим и эстетичным прошлым, вызывающим симпатии, деградировала в партийном плане и в численности актива; я не знаю, что с ними будет после окончательного ухода Лимонова. Партия очень заточена под вождя.
ОКП, после выхода всей молодежи, ничего политического собой не представляет. Один из их лидеров, Владимир Лакеев, правда, депутат Мосгордумы. РРП имела потенциал после раскола, но замкнулась на троцкизме, и на идеологической чистоте. Мне никогда не нравилось когда идеологию превращают в религию, а работы Маркса и Ленина – в священное писание. При всей моей симпатии к РРП в целом. Вторая старая организация – РОТ-Фронт Александра Батова; там сильный сталинистский крен, вождизм, большие амбиции и отсутствие массовости. Они безоговорочно за ДНР и ЛНР. Провели несколько депутатов во власть в регионах.
"Автономное действие Социал-революционное": у них появился удачный проект "Народная самооборона", плюс произошел идеологический уход в эстетику русского бунта, народничество, критику толерантности. Другое "Автономное действие" – это набор мелких проектов, ЛГБТ и феминизм: без структуры.
"Национал-большевистская платформа" героически начала – несанкцами, но пришла в упадок после ареста Михаила Пулина. Посмотрим, как они будут двигаться дальше. Левонационалистическая "Народная воля" развалилась на две части. Оттуда вышла группа активистов, создав "Национал-революционный авангард". Хотя они перегнули палку, уйдя вправо, однако бодро набирают силу.
– Как вы прокомментируете участие левых в Донбасском конфликте?
– Из "Левого фронта" только один человек воюет на Донбассе – Николай Чернявский из Волгограда. Еще один, их бывший активист – Дмитрий Талантов из Костромы – из ЛНР не вылезает. Кто-то из РРП отправился на Донбасс, и какой-то левый из Москвы был у Алексея Мозгового в бригаде "Призрак", командовал ротой. Если честно, меня это удивило в том плане, что так мало поехало туда, учитывая массовую солидарность с "Новороссией", которую продемонстрировали наши "чисто" левые. Основной поток все-таки пошел из "Другой России", несколько десятков человек. Но сейчас они возвращаются. Российские левые, из-за своего советского имперства, часто оказываются намного "правее" украинских ультраправых.
Некоторые российские левые, как Сергей Петровичев из Ульяновска, отправились на украинскую сторону. Он состоял в организации "Вольница". Был ранен.
– Кстати, покойный сепаратист Мозговой, весьма популярен на левых медиа-ресурсах. По-вашему, насколько сильно он левый?
– Мозговой не левый. Для меня. Хотя у него было много окололевых взглядов и поступков. Интересен опыт с судами у Мозгового: когда собирали народ, и он сам выносил приговоры преступникам. Фактически, он консерватор-имперец. Да, и тот же момент, когда он запретил девушкам "ходить по кафешкам", о многом говорит. Но при этом, по-моему, – Алексей Мозговой был самым адекватным из командиров Донбасса.
– Какова ваша личная позиция по Украине?
– Майдан я видел как украинское народное восстание, пусть и в итоге слитое под олигархов. Украинские левые как "Автономное сопротивление" активно вписались в Майдан, сделали много хороших дел. Донбасс я воспринял как контрреволюцию. Закономерно, что все сепаратисты в ДНР и ЛНР, кто имел свою позицию, уже убиты и "республики" поставлены под контроль Кремля; а под видом борьбы с фашизмом на Донбасс приехали сотни русских правых: РНЕ, ДШРГ "Русич" Алексея Мильчакова.
Война затормозила как революцию в Украине, так и протесты в России. Внимание как украинцев, так и россиян с собственных правительств переключилось на взаимную ненависть. Нынешняя украинская власть, разумеется, симпатий не вызывает. Она умышленно запустила ситуацию на Донбассе, хотя могла решить проблему с сепаратистами в первые дни.
– Украинская тема доминирует в повестке российской оппозиции. Как в "Левом блоке" смотрят на это?
– Российская оппозиция зачастую ведет себя неадекватно: когда марширует под украинскими флагами, когда на пикетах в поддержку политзэков поют украинские гимны. Это очень раздражает. Какое отношение украинская державная атрибутика имеет к российским политузникам? Одно дело марш в поддержку Украины, другое – правозащита. Это вредит делу оппозиции и заставляет народ шарахаться от нее. Как говорится: назло Путину отморожу уши. Ватники и вышиватники – это ягоды одного поля.
– Вы признаете включение Крыма в состав РФ, как Удальцов и Навальный?
– Принятие Крыма в состав России хорошо для большинства крымчан – народ имеет право на самоопределение. Но для России это, в итоге, плохо – наша страна разругалась с некогда братской Украиной; и этим Путин преподнес подарок внешним врагам. Вопрос Крыма будет долго преследовать Россию. Его надо решать на демократических началах, как в Северной Ирландии, вспомним Белфастские соглашения: ввести максимальное самоуправление, разрешить украинские партии, и пусть жители сами выбирают, с кем они.
– Украинские левые возмущены тем, как евролевые игнорируют интервенцию России в Украину, и зачастую поддерживают Кремль. Как это понимать?
– Во-первых: Украину Европой практически никто на Западе не считает. Во-вторых: скептицизм европейских левых к Украине и, зачастую, поддержка ДНР и ЛНР – это интриги российских левых, которые имеют плотные контакты за рубежом. Плюс, их симпатии к России – это принцип: враг моего врага – США, – мой друг. А антивоенные акции евролевых проходят только тогда, когда правительства их стран где-то затевают войны. Вот если бы Англия или Франция, например, отправили своих солдат сражаться в Украину, хоть за Россию или против нее, – протесты бы грянули. Вспомним оккупацию Ирака, – какие демонстрации шли на Западе!
– Сейчас популярны разговоры, в левацкой среде, что левых в Европе уже нет. Например, греческая "Сириза", получив власть, ведет антисоциальную политику.
– Безусловно, в Европе левое движение есть, и оно сильнее, чем у нас. Но политическая система там так устроена, что когда очередная левая партия побеждает на выборах, она ничего масштабно в социальной сфере сделать не может. Основная проблема европейских левых, так называемое "евролевачество" – уход в либерализм, защита меньшинств вместо трудового класса. Вот кто из европейских левых мне симпатичен – это ирландская "Шинн Фейн"; на последних выборах они укрепили свои позиции в парламенте, взяли кресло мэра в Дублине. События в промышленно развитой испанской провинции Каталонии вполне левые. Каталонцы имеют право на отделение от Испании.
– Насколько левый политик Бернард Сандерс в США?
– Сандерс открыто называет себя социалистом; раньше он был троцкистом, левым радикалом. Впоследствии свои взгляды он смягчил. По леворадикальности он стоит в одном ряду с Дмитрием Гудковым. Но сам факт того, что социалист успешно участвует в президентской гонке в США – это большой прогресс для Америки. Его внушающие результаты говорят нам об усталости американского народа от политической системы.
– Если обратиться к азиатскому региону. Вам не кажется, что триумф левых идей теперь присущ Ближнему Востоку, чем Европе?
– На Ближнем Востоке пока торжествует все-таки правый поворот: мракобесие Исламского государства, усиление власти разнообразных диктатур. Но на примере сирийского Курдистана, мы наблюдаем постепенное построение нормального левого движения, где власть принадлежит Народным советам, и нет ксенофобии. Но многие леваки не симпатизируют курдам, считая их националистами, из-за их патриотизма. Часто к левым относят и ливанскую "Хезболлу"; я бы не назвал ее чрезмерно левой партией, но она достаточно прогрессивная, хотя и исламская. Шиитские государства или режимы, как Иран, Сирия, вообще, немного демократичней, чем суннитские: Саудовская Аравия, Иордания.
– Возвращаясь к России. Близятся осенние выборы в Госдуму. Есть ли надежда на всплеск протестного движения?
– Ничего сверхъестественного от выборов в Госдуму в сентябре мы в "Левом блоке" не ждем. Все парламентские оппозиционные партии как КПРФ, "Справедливая Россия" ориентированы на Путина, и против него выступать не будут. Конечно, либералы могут поднять тему, что выборы сфальсифицированы; но народ привык к таким выборам и отнесется к ним спокойно. Вряд ли то, что было на Болотной площади, повторится. Революцию, тем более, я не жду. Но вот в 2018 году что-то реальное можно ждать: расшатки ситуации на фоне выборов президента.
