Исключение из ПЕН-центра - это попытка забанить. То есть надоел комментатор до одури, и очень хочется не видеть его и не слышать. Никогда. Но даже если дело происходит в сети, то забаненного не видишь только ты, остальные с удовольствием продолжают читать, как он тебя опровергает и поносит. В реале ещё хуже: ты его забанил (исключил), а он тут как тут: даёт интервью, объясняет, что вы дураки, и становится героем на вашем фоне. То есть вы проигрываете вдвойне
Если же говорить всерьёз, то русский ПЕН был такой витринной правозащитой. И причина проста: с самого начала его основу составляли советские осторожные шестидесятники, прекрасно чувствовавшие себя при советской власти. А когда советская власть приказала долго жить, то чуть испугались, а не призовут ли к ответу? Не призвали. Но чтобы усилить свои позиции, решили присоединиться к правозащитному движению, защищавшему все годы совка не их, а тех кто совку противостоял. Так же произошло в большой жизни: диссиденты и нонконформисты были в самом начале оттеснены в дальние ряды, а вечно успешные конформисты оказались впереди паровоза.
Это не означает, что русский ПЕН-центр был полностью фиктивной организацией. Нет, несмотря на балласт из острожных и проверенных писателей из среды советских либералов, там была и другая константа. Но самое главное - другим было время. Быть западником, поддерживать европейские ценности было трендом для 90-х. Так делали те, кто давал и получал откаты, кто выигрывал залоговые аукционы, кто наваривал на либеральной риторике. ПЕН-центр был таким, как и другие псевдо-европейские образования в постперестроечный России.
Деловым и энергичным был многолетний директор Саша Ткаченко, он делал то, что нужно, и так, как нужно. Скажем, защищал Пасько, ездил на суды, вёл себя как матёрый правозащитник. Битов же был свадебным генералом: посещал международные конференции, добывал гранты, придавал Пену респектабельность.
О том, что Пен был влиятельным, говорит следующий факт: первым, кого из интеллигентов посетил взошедший на трон Путин, было собрание членов ПЕН-центра. И его встретили колюче, может быть, недостаточно колюче, но вполне в духе времени: как свободные писатели, уже побывавшие не раз за разницей, наемного менеджера из местных.
Первые расхождения были теми же, что и у всей страны. Когда Путин с чекистами устроил похищение Бабицкого, то одни члены Пена требовали от власти освободить его немедленно, не сомневаясь, кто украл журналиста, другие впервые ощутили трепет патриотических струн. Характерно, что на московском форуме международного ПЕНА (проведение конференции в Москве как бы дань уважения заслугам русских пеновцев), опять произошло разделение по поводу отношения к войне в Чечне. Любимый писатель советской интеллигенции Василий Аксёнов и нынешний президент ПЕНа Евгений Попов выступили в поддержку власти и ее интерпретации второй войны в Чечне.
Но время было ещё вполне детское и общая либеральная риторика оставалась в тренде, что позволяло и ПЕНу держаться на плаву. Смерть Саши Ткаченко была невидимой чертой, разделившей историю ПЕНа пополам. Битов продолжал барствовать в президентах, но более-менее активная правозащита постепенно заменялась рутинной и мало кому интересной. Вместо оппонирования власти - писательские посиделки по поводу выхода книжных новинок и других поводов поднять стаканы, содвинуть их разом. Понятное дело, маленькая денежка капала, международные поездки для начальства продолжались.
Переломным стал Крым. Ещё до него Битов, как бы устав, передал власть Людмиле Улицкой, то есть свадебным генералом быть не отказывался, но повседневные заботы отдал ей. Поэтому когда в Крыму появились вежливые человечки и Путин начал откусывать куски от Украины, ПЕН-центр отреагировал так, как и должен: агрессора назвал агрессором и поддержал Украину. Это продолжалось недолго. То ли кремлевские подсказали, то ли патриотизм взял за живое, но Битов неожиданно проснулся и решил вернуть власть себе. Он написал полубезумный текст, в котором упрекал Улицкую и ее команду в узурпации власти и поддержал крымскую авантюру Путина. Более того, поставил под сомнение принятие при Улицкой в ПЕН ряда литераторов, мол, не писатели они, а журналисты и приняты с нарушением устава и без рекомендаций.
Началась борьба за и против исключения из ПЕНа новопринятых. Улицкая и первая волна наиболее нетерпеливых вышли из ПЕНа, возможно, это было резонным решением, но таким оно показалось не всем. За многие годы в ПЕНе оказались разные люди с разными убеждениями. Одни из них с радостью ощутили себя русскими патриотами, другие оказались западниками не на словах.
Патриотический порыв возглавил Евгений Попов: будучи членом Исполкома, он стал писать свои комические письма от лица Исполкома, до слез удивляя тех, кто держал его за хорошего писателя.
Другие решили не отдавать Пен патриотам без борьбы. Конечно, у ПЕНа было множество родовых дефектов. Он изначально был таким кентавром. Наполовину правозащитной организацией (нет, на четверть), наполовину (на три четверти) элитной писательской. Именно поэтому в него как бы принимали не столько за желание что-то делать в плане защиты свободы слова и смелых письменников, сколько за факт признания писательских заслуг. Но по мере увеличения численности и с потерей актуальности ПЕНа элитарная часть затушевывалась, и ПЕН превращался в эдакий закрытый и немодный клуб по интересам немолодых вышивальщиков по канве.
Однако вместе с падением России в объятия великодержавного путинизма значимость авторитетных правозащитных организаций стала расти. А международный ПЕН таким авторитетом без сомнения обладал. Поэтому борьба шла по сути за то, во что превратится русский ПЕН: в еще одну кремлёвскую кормушку, как хотел Попов сотоварищи, или, напротив, в организацию, которую Путин пока не решился назвать иностранным агентом. Хотя ПЕН-то все годы существовал преимущественно на западные гранты. Микроскопические, но все же.
Главное сражение состоялось в декабре на общем ПЕНовском собрании. В результате победил Попов, в том числе с помощью допинга, подмены мочи и нечестного судейства. То есть вполне по правилам путинских выборов, когда оппонентам даже не разрешают выставить своего кандидата. И вообще рта открыть.
Но ещё до выборов дотошные оппоненты выяснили, что многие годы ПЕН, оказывается, живет по поддельном уставу. То есть из того Устава, который подан, скажем, в налоговую и другие официальные инстанции, изъяты именно те статьи, которые позволяют бороться с начальственной диктатурой. И которые и не позволили противостоять патриотическому напору поповцев.
Это, конечно, вызвало дикое негодование и панику в среде захвативших ПЕНовскую власть сторонников Русского мира. Стрелки сошлись на Пархоменко из-за его еженедельной трибуны на "Эхе Москвы" и вообще неуступчивого темперамента. С нарушением всех каких-либо возможных норм Устава его исключили из ПЕНа, сопроводив сообщение об исключении совершенно фантастическим по стилю письмом Попова (лев узнается по когтям). Эдакая сорокинская пародия на Зощенко: такое захочешь, не напишешь. Таланта не хватит.
Тут же посыпались демонстративные выходы из ПЕНа випов: кто их осудит, терпение у каждого своё. Почему не все вышли? Если я правильно понимаю, общей патриотической массе (с множеством славных имён советских писателей) противостоит примерно 50 человек западников. Разной степени известности.
Здесь я бы должен был процитировать одно письмо популярного ещё 30 лет назад писателя, но не могу, потому что оно опубликовано на закрытой странице либеральных оппонентов имперского поворота. Поэтому перескажу его своими словами. Писатель говорит, что давно бы вышел из этого позорища под именем Русский ПЕН-центр, если бы не отчаянная борьба, инициируемая несколькими бесстрашными и деятельными женщинами. Он восхищён их энергией и самоотверженностью, и пока у них есть силы для борьбы, он будет их поддерживать, хотя бы просто ставя свою подпись под очередным заявлением. Я бы назвал их некрасовскими женщинами, если бы это не было так пошло. Но и мое восхищение с ними. И пока есть силы бороться пролив лома, я в их команде тоже.
За что идёт борьба и не пустая ли это затея? Не совсем. Дело в том, что путинские соколы уже достаточно дискредитировали себя в глазах Международного ПЕНа. Насколько, скоро узнаем. А от него зависит: откажет ли он в легитимности Попову и компании и разрешит ли организовать второе русское отделение ПЕНа с либеральной подкладкой.
В России так мало людей, готовых сражаться с заведомо более сильным противником, что проявление стойкости и упорства - достойно поддержки. Проигрыш без сомнения более вероятен, тем более, если смотреть на него с известным пессимистическим прищуром людей, способных поставить вместо "и" "но". У сволоты во всех рукавах по два кремлёвских козыря. Но женщины говорят: ещё можно, ещё немного, ещё чуть-чуть. И мы, писаки, потерпим, пока у них есть силы. Не бросать же наших тёток?
! Орфография и стилистика автора сохранены
