С точки зрения марсианина (или непредвзятого историка, что почти одно и тоже), участие Российской империи в Великой войне 1914-1918 годов было исключительно отработкой многомиллиардных французских займов , только и позволивших избежать суверенного дефолта в 1905 году, обеспечить экономический подъем, столыпинскую аграрную реформу и модернизацию вооруженных сил.
О том, что даже при самом блистательно-победоносном завершении Российская империя несла только политические издержки, предельно четко было сказано уже в так называемом меморандуме Дурново в феврале 1914 года. Достаточно упомянуть о таких названных им последствиях военного успеха, как взрывоопасном присоединении к Украине лаборатории украинского национализма – Галиции, и присоединении к Русской Польше лаборатории польского национализма – Кракова и Малой Польши. Еще там было и поразительно точное предвидение социально-политического взрыва в результате истощения империи и неизбежного прихода в ходе революции к власти наиболее радикального крыла социалистов.
Отдельно – о плодах водружения "креста на Святую Софию" ("Царьграднаш"). Победителям, кроме удовольствия провести парад победы на площади Ипподрома, достался бы (до погрома апреля 1915 года) почти миллионный город, в котором нетурок было 45%, причем это число почти поровну состояло из армян и греков. И в этом муравейнике, охваченном взаимной ненавистью, они были бы вынуждены балансировать, как британцы в Подмандатной Палестине 20-30-годов.
Мифические геополитические выгоды прорыва в Левант были нейтрализованы французскими аппетитами в Сирии. Что же касается так часто упоминаемых выгод от гарантии продовольственного экспорта, то они были иллюзорны. Российский продовольственный экспорт, в котором преобладало кормовое зерно (быстро росла доля ячменя), сливочное масло и яйцо, был обречен на быстрое сжатие, поскольку на рынок вышли твердые сорта американской, канадской и аргентинской пшеницы, и стремительно рос германский сельскохозяйственный экспорт.
Побежденная и враждебная Германия не могла бы стать надежным рынком. Экспорт леса в Британию шел через Архангельск или Выборг. В случае варианта истории, в котором войны бы не было, основные импортеры зерна – Лондон и Берлин - могли бы обеспечить нужное давление на Истамбул, чтобы товаропоток не ослабевал. В случае возобновления конфронтации с имманентным геополитическим соперником Британией, российский контроль над Проливами не давал ничего – базы на Крите и Кипре, а также в Порт-Саиде и Александрии превращали Эгейское море в "английскую лужу".
Поэтому, оказавшись среди победителей на гипотетическом Версале, допустим, для альтернативной симметрии, в марте 1918 года, истекшая кровью Российская империя не получила бы ничего, заслуживающего хоть тысячной доли истраченных сил и многомиллионных жертв. Разве только американский кредит и выбитые из Берлина, Вены и Будапешта обязательства выплачивать репарации и Петрограду тоже.
И вот с учетом всего этого, разве можно было весной 1917 года не считать продолжение участия России в мировой войне (исключительно в качестве "оттягивающего пластыря") преступлением, а попытки вывести из нее державу, в т.ч. шантажируя союзников возможностью сепаратного перемирия и требуя от них ответа на мирный зондаж Центральных держав, – делом благим и в высшей степени мудрым?
! Орфография и стилистика автора сохранены
