Четверть века назад у нас начался конституционный переворот, причина которого должна послужить некоторым предостережением поклонникам парламентской республики.
Дело в том, что конституция РСФСР 1990 года была столь любезно многим сейчас парламентско-президентской - не только глава кабинета, но и все министры утверждались народными депутатами, а Съезд имел полномочия конституционной ассамблеи, т.е. менял конституцию и имел защиту от роспуска.
Начиная цикл социально-экономических реформ, в поддержку которых подписались многие партии, президент Ельцин получил от Съезда в ноябре 1991 года ровно на год декретационные полномочия - его указы более не нуждались в утверждении депутатами, т.е. перестали быть биллями и стали ордонансами.
Срок радикальных преобразований был избран, исходя из той же логики, что и 500 дней, отмеренные на реформы программой Шаталина, позднее ставшей "программой Явлинского". Ельцин возглавил правительство. Госсекретарем и первым заместителем Ельцина стал теоретик либеральной реформации России Геннадий Бурбулис, а министром экономики и финансов - русским Бальцеровичем - Егор Гайдар.
Однако роспуск СССР и освобождение цен в декабре создали против Ельцина и его реформаторов мощный блок имперско-социалистической оппозиции.
Политическая изоляция реформаторов в начале 1992 года стала такой отчаянной, что социал-демократ-монархист Олег Румянцев и "центрист" Владимир Лукин публично предложили для повышения рейтинга атаковать Украину, занять Крым, и на патриотической эйфории пересидеть самое тяжелое время адаптации к рынку.
Потом, считали они, капитализм заработает и доверие к демократам вернется через улучшение жизни. Противодействие Америки и ФРГ (т.е. всей Западной Европы) исключалось, поскольку согласно доктрине госсекретаря Бейкера России была доверена роль "смотрящего" на просторах бывшего Союза, а европейцам нужно было как можно быстрее выпроводить бывшие советские войска из Германии, Венгрии и Чехии.
На сторону противников Ельцина перешли глава Верховного совета Хасбулатов и вице-президент Руцкой. Со стороны Хасбулатова это воспринималось как предательство, потому что именно он зимой-весной 1991 года громил в Верховном совете антиельцинскую (просоюзную) оппозицию, получив за это весьма двусмысленное прозвище "Верный Руслан" (намек на повесть-притчу Владимова о брошенной лагерной собаке).
В декабре 1992 года очередное заседание Съезда должно было лишить Ельцина эксклюзивных полномочий. Большинство народных депутатов уже были "в кармане у Хасбулатова" - по самым разным причинам, не последней среди которых был отказ демократов от люстрации и вообще необычайно бархатный характер ельцинской "демократуры".
Главой правительства становился бы Руцкой, потрясающий своими "чемоданами компромата", и ельцинским реформаторам пришлось бы спасаться в эмиграцию. Вот тут и могли вспомнить о психотерапии через блицкриг.
Поэтому я и называю войну с Украиной "отложенной", к ней Россия шла 23 года, начиная с угроз мэра Гавриила Попова отобрать Крым уже на триумфальном митинге августовских победителей 1991 года.
Единственным способом сорвать возвращение России к парламентаризму было создание кризиса на Съезде. План разработал Бурбулис. Предлогом стала драка на съезде 3 декабря, когда антиельцинские депутаты напали на Глеба Якунина и Анатолия Шабада.
10 декабря Ельцин выступает с громовой речью, в которой громит съезд, почти угрожает его роспуском, т.е. переворотом, и призывает своих сторонников покинуть сессию, чтобы сорвать кворум.
Один из предлогов для роспуска - отказ Съезда утвердить результаты собранных подписей в поддержку референдума о введении частной собственности на землю сельхозназначения. Депутаты предлагали компромисс - отсрочку на 10 лет. Либералы ждать не хотели и мечтали о расцвете свободного фермерства.
В итоге все равно пришлось ждать 10 лет, пока эту собственность не ввел Путин, швырнув левым возращенный сталинский гимн.
Весь замысел конституционного переворота ломается из-за демократической принципиальности Марины Салье, которая после битв с Собчаком и Путиным была категорически против усиления исполнительной власти. Она уговорила часть демократических депутатов не покидать зал.
Тут перед Ельциным оказалась развилка - переворот или деэскалация с минимизацией убытков. Свое посредничество предложил глава Конституционного суда Зорькин.
По условиям урегулирования Бурбулис и Гайдар удаляются из правительства, но Съезд вводит мораторий на правки конституции, и Ельцину остаются его декретационные полномочия. Премьером становится Черномырдин: идиоты, сделавшие "крепкого хозяйственника" - руководителя советской газовой промышленности - главой правительства, думали остановить этим "дикий капитализм".
Однако очень скоро Хасбулатов отказывается выполнять мораторий на пересмотр конституции, сказав про декабрьское соглашение, что это был "морок".
Затем в марте 1993 года Съезд превращает себя в учредительное собрание, обозначив свое право решать любой вопрос страны. Зорькин игнорирует обращение депутатов Льва Пономарева и светлой памяти отца Глеба Якунина по поводу разрушения принципа разделения властей.
В конце марта 1993 года Ельцин объявляет условный переворот (указ "об особом периоде управления страной" не проходит официальной публикации) и заявляет, что вопрос о созыве учредительного собрания будет вынесен на референдум.
Это будет второй этап конституционного переворота. Затем будет провалившийся импичмент и с треском выигранный Ельциным референдум в апреле 1993 года. Победе на референдуме очень помогло то, что политическая полемика была со спора о реформах и прерогативах ветвей власти переведена в плоскость борьбы между русским президентом и спикером с Кавказа и вовсю эксплуатировались квазимонархические настроения - "сильная" власть против "говорильни".
Западные политологи назвали бы такую пропаганду фашизоидной.
Реформаторам сказочно повезло, что объединенная антиельцинская оппозиция также нещадно эксплуатировала антисемитизм, доводя его даже до большего накала, чем антиисламизм и кавказофобию у нынешних либералов, полностью уподобившись монархическим кругам 1905-13 годов, поэтому прозвание этой оппозиции "коммуно-фашистская" не воспринималась как гипербола.
Развивая политический успех, Ельцин создал свое карманное учредительное собрание в виде пятипалатного (точнее, пятикуриального) Конституционного совещания.
К которому имел отношение и ваш покорный слуга. С сентября 1991 года я участвовал в разработке проекта конституции России как суверенного государства (вне СССР), причем, конституции президентского типа. В марте 1992 года окончательный вариант текста был внесен от двух тогда праволиберальных партий в конституционную комиссию Съезда (председатель - Олег Румянцев, делавший свой вариант, который нравился Хасбулатову, и надо было противопоставить его варианту проельцинский). Уже через неделю, на Гражданском форуме он был прямо на сцене вручен как Ельцину, так и его главному юристу Шахраю.
Как говорят, это помогло Шахраю очень скоро внести президентский проект конституции (мне говорили, что очень много одинаковых букв), и потребовать его первоочередного рассмотрения.
Таким образом, ельцинский вариант уже был, а румянцевский все проходил очередные циклы редактирования. Что лишний раз убеждает в превосходстве революционного нормотворчества перед ординарным.
Созыв Конституционного совещания, развивающего именно ельцинский проект основного закона, неминуемо взводил затвор гражданской конфронтации: к середине июля 1993 года Ельцин получал на руки удобный ему текст конституции американско-западногерманского типа - без всякой надежды принять ее легитимным способом.
Тут, пользуясь слабостью властей, воспряли "региональные элиты" - Россель вообще объявил Уральскую республику.
Для снятия напряжения нищие и малонаселенные (и дотационные) русские области получили права германских федеральных земель и были подравнены до уровня бывших автономий.
Борьба со Съездом уже принимала такие формы, что в июле я безо всякого внутреннего протеста подготовил вариант указа о роспуске Съезда, который вручил одному из тогдашних помощников Ельцина.
Уже в апреле я узнал, что в столицу подтягивают тех, кого сейчас именуют "добровольцами" - из Абхазии, Приднестровья и Боснии-Герцеговины, в т.ч. снайперов, и что организаторы всего этого говорят, что они не собираются повторять ошибки тупоголовых генералов 1991 года, и новый мятеж будет формой городской герильи с участием снайперов.
Поэтому совесть меня ни тогда, ни сейчас за то, что я пытался ельцинскими руками уничтожить эту публику, не мучит.
Эти сведения я, не расплескав, передал бывшему руководителю ФСК Евгению Савостьянову, благо был коллегой по "ДемРоссии".
Встретившись с ним в мае, после побоища на Ленинском проспекте, я упрекнул его за не предпринятые меры, однако мне было снисходительно сказано, что теперь милиция ненавидит оппозицию и все в итоге пришло к предустановленной гармонии.
Вряд ли он вспомнил те свои поучения, когда 3 октября 1993 года милиция разбежалась, и он ждал в своем кабинете в пустом здании на Лубянке, когда ворвутся макашовцы.
Осталось добавить, что торжественно принятый Конституционным совещанием проект Конституции октябрьскими победителями еще раз правился - уже совсем кулуарно. И 12 декабря его выкатили на "всенародный опрос" (поскольку референдумы назначать имел право только Съезд).
Так завершился тянущийся год конституционный переворот.
Тогда же на выборах с треском победил Жириновский. Это восприняли как пролог русского гитлеризма. И никто не мог себе представить, что еще через год, после того, как гайдаровцы ушли в оппозицию Ельцину из-за войны в Чечне, главной опорой президента в Думе станет фракция ЛДПР. А ещё через две декады вся власть заговорит как сын Вольфа.
И вот мы приближаемся к третьему декабрю - 1994 года, замкнувшему круг событий, начатых за два года до этого.
Фантастически бездарная, наглая и напыщенная избирательная кампания "Выбора России" в 1993 году закономерно привела к грандиозному провалу, который был воспринят как политическое самоубийство демократов, недавно так победительно самоуверенных.
Все экономисты-реформаторы повылетали из правительства, последним был Шохин в конце октября 1994-го.
Ритуальная идея поднятия рейтинга увязающей в коррупции и почти утопленной гиперинфляцией власти малой победоносной войной вновь возобладала.
Поскольку Украину трогать было нельзя - американцы давили на нее, чтобы она отдала ядерное оружие, но под их гарантии, - то мишенью была выбрана Чечня, с независимостью которой почти смирились.
В ноябре 1992 года, после бойни в Пригородном районе, Гайдар лично выехал останавливать танки, уже развернутые на Грозный. Точно также он затормозил уже подготовленный крымской милицией пророссийский мятеж, уверив, что на подмогу им российская армия не придет.
Тут стоит напомнить, что в мае 1990 года, чтобы получить для избрания Ельцина председателем Верховного совета РСФСР до зарезу необходимую пару-тройку голосов, ингушам обещали "территориальную реабилитацию", и это обещание повторили в сентябре 1991 года, чтобы ингуши не поддерживали Дудаева и остались в РСФСР. Еще через год, ингуши, исходя из того, что обещанное ждут только три года, подняли национальное восстание в населенном ими Пригородном районе Северной Осетии.
Но Гайдара уже не было в правительстве, и человек с говорящей фамилией Шахрай предложил разжечь конфликт между тейпами. Дальше все покатилось по наклонной. Неудачный штурм вертолёта с заложниками в июле 1994 года - захваченные погибли, заброшенные гранатами спецназа (микро-Беслан).
Появление как чертика из табакерки "правительства" Надтеречного района Чечни, набранного из выгнанной Дудаевым номенклатуры и бандитов, и сидящего в гостинице "Москва". Оккупация пророссийскими "прокси" из местных бандитов Надтеречного района в сентябре 1994 года.
Два провалившихся штурма Грозного наемниками - в октябре "федералистами" бывшего мэра Грозного Лабазанова, а в ноябре - танкистами-"ихтамнетами", тут же сдавшимися в плен.
В том же октябре взорванный десантниками прямо в редакции "МК" Дмитрий Холодов, который посещая в октябре полигон, случайно узнал о вербовке ФСК наемников для вторжения в Чечню.
Провал нескольких попыток мирных переговоров: в сентябре 1994 года Дудаев и Ельцин одновременно были в курортном поселке под Сочи, и маршал Шапошников, накрученный Львом Пономаревым и немного мною, уже почти уговорил Ельцина встретиться с Дудаевым (а я призывал к этому в эфире "Радио России"), но Шахрай убедил президента, что невместно ему говорить с мятежным генералом. И было передано на словах: не рыпайтесь - вопрос решен.
И несмотря на все протесты - генералов, депутатов, избранных членов Совфеда, партий, министров, Лужкова - 11 декабря началась война, четыре колонны танков пошли на Чечню. Впрочем, одну идущую через Дагестан заблокировали местные чеченцы, а наступающую из Ингушетии тоже пытались остановить живой цепью. Министр здравоохранения республики, заслуженный врач, поставил свой жигуленок на пути бронемашин и был раздавлен.
А на Пушкинской площади Егор Гайдар и Лев Пономарев собрали два несогласованных митинга одновременно. Разгонять не решились. Но Гайдара потом оштрафовали...
! Орфография и стилистика автора сохранены
