В "Воспоминаниях европейца" Стефан Цвейг описывает Западную Европу конца XIX века, как мир удивительных для того времени гражданских свобод. Свободы слова, печати, собраний, передвижения… Особенно последнее: с его слов из Вены в Париж уже тогда можно было попасть ни разу не предъявив какие бы то ни было документы. А для путешествий почти по всему шарику не требовалась никаких виз.
Австрийская монархия вела себя (по крайней мере, по отношению к состоятельным гражданам), как добрый и снисходительный дядюшка ведет себя с любимыми племянниками.
А вот общество, напротив, весьма пристально следило за соблюдением негласных законов поведения и норм приличия, жестко карая за их нарушения.
Правда, и свободы и приличия, по большей части, касались имущих слоев, а неимущие просто барахтались как могли в отчаянной борьбе за выживание.
Интересная картина получается:
сравнительно либеральное государство, покоящееся на архаичном фундаменте сословно-классового общества, при колоссальном имущественном расслоении.
А сразу после Первой мировой войны, по его наблюдениям, общественный прогресс моментально переворачивает всю картину: сословное общество разрушается, низы восстают, государство ожесточается, превращаясь из доброго дядюшки в сурового надсмотрщика.
Цвейг, кажется, полагал, что свобода личности по отношению к государству, обратно пропорциональна свободе от диктата общества. Чем жестче общество, тем мягче может быть государство, и наоборот. И считал, что жить в жестко регламентированном социуме вполне терпимо, если он сформирован состоятельными и культурными людьми
.
А если нет? Если музыку заказывают неимущие и необразованные? Или имущие, но лишенные даже начальных представлений о нормах поведения в данном обществе? Что тогда?
Кажется, на этот вопрос он так и не смог ответить.
Хотя и чувствовал, что эпидемии авторитаризма и тоталитаризма в мире далеко не случайны.
Книга написана 80 лет назад.
Но мне кажется, что с тех пор мы не так уж далеко продвинулись в понимании диалектики взаимоотношений общества и государства.
Мы в данном случае — политизированные россияне.
Для многих из нас общество и государство не две стороны единого целого, а "два мира — два Шапиро", разделенные непроходимой пропастью.
Между тем, никакой пропасти нет, нет государства помимо общества, и (по крайней мере в России) нет никакого общества помимо государства. Наверху одна и те же тусовка, чье поведение и риторика резко меняются при перемещении из госучреждения в оппозиционную компанию. Коллективное раздвоение личности.
Примерно как в ужастике про доктора Джекила и мистера Хайда.
Свежий пример: реакция общественности на слухи об отставке главы Совета по правам человека Михаила Федотова.
Все возмущены, даже непримиримые оппозиционеры, даже те, кто намедни требовал разорвать всякие контакты с "системными либералами" и подвергнуть их люстрации.
Михаил Федотов — классический системный либерал. Будем защищать или люстрировать?
Или сначала защищать, а потом люстрировать? Или одновременно?
В одной из песен Галича, есть щемящая фраза: "Я твердил им в их мохнатые уши, в перекурах за сортирную дверью: "Я такой же, как и вы, только хуже". И поддакивали старцы, не веря".
Мы такие же, как и они. А они такие же, как и мы.
И воюем с собственным отражением в кривом зеркале российской политики.
Стефан Цвейг прекрасно описывает неспособность прогрессивной общественности того времени противостоять реакции. Полная беспомощность.
Почему?
Я думаю, прежде всего — из-за глубочайшего непонимания происходящего и нежелания смотреть правде в лицо.
Из-за непонимания собственной ответственности за состояние общества и государства.
Создается впечатление, что мы страдаем той же немочью.
Так и хочется, обратясь к самому себе, крикнуть: "Врачу, исцелись сам".
И, может быть, тогда мы навсегда избавимся от преследующего нас кошмара "суверенного тоталитаризма".
! Орфография и стилистика автора сохранены
