Умер Владимир Буковский.
Человек, чей статус среди персон новейшей истории России таков, что никакие регалии для его подтверждения перечислять не требуется. Когда в каком-либо разговоре обладающих хотя бы минимально развитым интеллектом россиян упоминается эта фамилия, никому и в голову не приходит задавать уточняющий вопрос: "Это какой?" А если такие невежды иногда и попадаются, то получают ответ: "Тот, который "Ветер". И этого обычно хватает, чтобы вопросы кончились.
* * *
Всю сознательную жизнь Владимир Буковский был врагом советского коммунистического режима. Врагом умным, изобретательным, деятельным и бесстрашным. И совершенно точно знающим, что советский коммунистический режим не имеет права на существование, а потому должен быть ликвидирован. И прилагал к этому делу все имеющиеся у него интеллектуальные и физические силы.
Советский тоталитарный режим Буковского ненавидел люто — пожалуй, как никакого иного своего идейного врага на подконтрольной ему территории. Свидетельством тому стала биография Буковского — та биография, которую сделала ему советская власть.
Коммунисты обратили внимание на юного Владимира Буковского в 1960 году. Это было время, когда он, студент первого курса биологического факультета МГУ, стал одним из организаторов еженедельных поэтических чтений и дискуссий московской молодёжи на площади Маяковского. Чтения и дискуссии "на Маяке", как называли эту площадь в те времена, возникли стихийно ещё в 1958 году, после того как там был установлен огромный памятник "первому пролетарскому поэту", потом сами собой прекратились, но год спустя нашлись люди, которые посчитали необходимым их возобновить. В их числе был и Владимир Буковский.
В любом проявлении недозволенной "сверху" гражданской активности советский режим чуял для себя опасность — точно так же, как ныне чует её узурпировавший власть в России режим неосоветский. Отличие между сейчас и тогда состоит лишь в том, что шесть десятилетий назад коммунисты разгоняли оппозиционно настроенную молодёжь не посредством озверелых "космонавтов"-дубинщиков, а с помощью идейных комсомольцев, состоявших в так называемых "комсомольских оперативных отрядах". По сути это были самые натуральные штурмовики, только без дубинок, щитов и электрошокеров. Что же касается подкрепления этого бандитизма лживой пропагандой, то в этом плане между тогдашним и нынешним Агитпропом разницы вовсе не наблюдается — только вывески другие. Коммунистические борзописцы использовали против Владимира Буковского и его товарищей испытанную демагогию — обзывая их в своих клеветнических пасквилях "бездельниками", "лоботрясами", "тунеядцами" и "антиобщественными элементами". А после грандиозного побоища между активистами и комсомольцами, случившегося на Маяке 14 апреля 1961 года, сначала грозились "привлечь" за хулиганство и массовые беспорядки, а потом — в октябре того же года — сфабриковали первое "дело" об "антисоветской агитации и пропаганде", по которому были арестованы и посажены в политлагеря активисты Владимир Осипов, Эдуард Кузнецов и поэт-инвалид Илья Бокштейн. Буковский проходил по "делу" как свидетель и в тот раз ареста избежал. Но ярлык "хулиган", навешенный на него ещё в ту пору советской пропагандой, с достойным восхищения упрямством использовался ею почти до самого конца существования тоталитарного режима.
* * *
В первый раз Владимир Буковский был арестован в июне 1963 года, когда ему было двадцать лет, — по обвинению в хранении и попытке распространения "антисоветской" литературы. В последний раз — в марте 1971-го, за "проведение антисоветской агитации пропаганды". Между этими арестами были ещё два: сначала в декабре 1965 года, за три дня до легендарной демонстрации московских студентов на Пушкинской площади с требованием гласности на предстоящем суде над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем; затем — два года спустя, в январе 1967-го, как один из организаторов знаменитой демонстрации московских диссидентов на той же Пушкинской — на этот раз с требованием прекратить репрессии против инакомыслящих и распространителей Самиздата. Каждый арест имел своим следствием лишение свободы — от одного года и девяти месяцев по первому "делу" 1963 года до семи лет строгого режима по последнему, 1971-1972-го. В очередной раз, оказавшись в Лефортовской тюрьме, Буковский почувствовал, что попал домой — настолько за годы неволи стёрлась зыбкая грань между нахождением в Большой и Малой зонах — то есть по ту и по эту сторону тюремной решётки. И понял, что живым эти людоеды его отсюда постараются больше не выпускать. Но человеку не дано знать своей судьбы.
Из семидесяти шести лет земной жизни Владимира Буковского одиннадцать с лишним прошли в советских тюрьмах, обычных и психиатрических, и в концлагерях — уголовных и политических. Вне всякого сомнения, провёл бы он в этих местах и много больше времени, если бы не случилась история, по тем временам ставшая совершенно уникальной, едва ли не сказочной, да и по временам этим представляющаяся всё тем же натуральным чудом.
В декабре 1976 года гэбисты выдернули Буковского из камеры во Владимирской тюрьме (куда его отправили из пермского политлагеря за "неправильное поведение") и, ничего не объясняя, запихнули в машину и куда-то повезли. Испытывая стресс от происходящего, Буковский подумал, что — вот, сейчас остановят машину где-нибудь на безлюдном месте, выпихнут на дорогу и застрелят "при попытке к бегству". Однако нехорошие опасения политзаключённого не оправдались. Он был доставлен в Москву, помещён в "родное" Лефортово, а на следующий день погружен в пустой самолёт и депортирован за пределы Советского Союза — в Швейцарию, в Цюрих. Там в тот же день произошёл его обмен на главаря чилийских коммунистов Луиса Корвалана, до того содержавшегося в тюрьме у себя на родине, куда его вместе со всеми прочими коммунистами, кому повезло выжить после военного переворота 1973 года, посадил военный диктатор Чили генерал Аугусто Пиночет.
Не прошло и пары дней, как по всей необъятной Советской империи — от Бреста на западе до Владивостока на востоке — диссидентствующие обыватели горланили на своих прокуренных кухнях новый перл народного стихотворного творчества:
Обменяли хулигана
На Луиса Корвалана!
Где б найти такую б***ь,
Чтоб на Брежнева сменять?!
И ухмылялись до ушей.
* * *
Оказавшись в свободном мире, вдали от лубянских следователей, изуверов-психиатров, этих палачей в белых халатах, прокуроров, вертухаев и прочей гэбистской сволочи, Владимир Буковский остался тем же, кем был прежде, — врагом советской власти. Его вклад в дело уничтожения Советского Союза в 1980-е годы настолько велик, что когда-нибудь об этом будет написана толстенная монография почище карламарксова "Капитала".
А ещё Буковский стал писателем. И написал книгу под названием "И возвращается ветер..." — лучшую из всех книг, написанных советскими диссидентами и политэмигрантами. Книга эта, впервые опубликованная на русском языке в 1979 году в США, вышла также в переводах на английском, французском, испанском, итальянском, фламандском и многих других европейских языках. На родину Буковского она проникала сквозь "железный занавес" по воздуху — голосами дикторов иностранных русскоязычных радиостанций и по земле, и по морю — в тайниках, устроенных в своих автомобилях отважными туристами, и на кораблях — коммерчески инициативными советскими моряками загранфлота. На чёрном книжном рынке в СССР в середине 1980-х 12-долларовая книга Буковского стоила от 80 рублей и выше — в зависимости от того, кому как повезёт. Самиздатские фотокопии были существенно дешевле — по четвертному. Райская жизнь книжных спекулянтов кончилась в 1990-м с отменой в Советском Союзе цензуры. И уже в ноябре того же года Буковского можно было купить не из-под полы, а на прилавке любого книжного магазина. Двухсоттысячный тираж разлетелся в считаные дни. Такие уж были сказочные времена.
* * *
Можно долго распространяться о том, что говорил, писал и делал Владимир Буковский после того, как надежды, связанные с возрождением свободной и демократической России на обломках Советской империи, оказались несостоятельными и приложившие к этому столько сил диссиденты очутились не при делах. Можно долго рассуждать о радикализме позиции Буковского, о его нежелании считаться с мерзким обстоятельствами "реальной политики" — такими, например, как хронический алкоголизм первого российского президента Бориса Ельцина, который с похмелья начисто забывал обо всех своих обещаниях, данных до ухода в запой, — и так далее. Осуществить главную свою мечту — новый Нюрнбергский процесс над советским коммунизмом — Буковскому не удалось. Вместо этого в Москве был устроен гнусный фарс, памятный многим из тех, кто имел к нему отношение в качестве "свидетелей обвинения". Именно тогда, в 1992 году, Буковский уже всё понял — то, что России предстоит ещё очень долгий путь на пути к подлинной свободе и демократии. И что путь этот будет усеян отнюдь не розовыми лепестками, а шипами и колючками. И что рецидива тоталитаризма, вероятнее всего, избежать не удастся. И что ему самому до победы дожить будет не суждено.
Так оно и произошло. Так и происходит. Прямо сейчас.
* * *
Размышляя над тем, что ждёт его родину в обозримом будущем, и осмысливая своё место в истории России, Владимир Буковский писал:
"Несчастна страна, где простая честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем — как психическое расстройство. В этой стране земля не родит хлеба. Горе тому народу, в котором иссякло чувство достоинства. Дети его родятся уродами. И если не найдётся в той стране, у того народа хотя бы горстки людей, да хоть бы и одного, чтобы взять на себя их общий грех, никогда уже не вернётся ветер на круги своя.
По крайней мере, я так понимал свой долг и потому ни о чём не жалею".
Эти полные неимоверной горечи, но и неколебимой воли в правоту своего дела слова достойны того, чтобы стать надгробной эпитафией. Или эпиграфом к книге, которую напишет о Владимире Буковском его будущий биограф.
Низкий вам поклон, Владимир Константинович, и сердечная благодарность. За всё.
