В конце октября на свободу вышла одна из самых известных российских заключенных в США Мария Бутина. Девушку обвинили в работе иностранным агентом на территории Соединенных Штатов без регистрации, но в результате заключенной ею сделки со следствием фактически Мария провела за решеткой меньше полутора лет. Тем не менее, ее дело стало резонансным не только из-за активной медиа-кампании, поднятой в ее защиту российскими властями, но и потому, что именно активность Бутиной широко использовалась в информационном пространстве США как доказательство "российского вмешательства".
Случай Марии Бутиной действительно позволяет сделать достаточно серьезные выводы не только о методах российского влияния на политику западных стран, но и о ситуации внутри самих Соединенных Штатов. Перечислим хотя бы некоторые факты, которые открылись в результате громкого процесса.
Дилетанты на "службе Отечества"
Во-первых, пример Бутиной показал, что Россия активно использует "дилетантов" как для лоббирования своих интересов за рубежом, так и для сбора информации в политических кругах. Несмотря на именование Бутиной "шпионкой" во множестве американских СМИ, складывается впечатление, что девушка не была профессиональным сотрудником разведки. Согласно материалам ФБР, она активно согласовывала свои планы с сенатором Торшиным в незащищенной переписке, открыто встречалась с лицами, подозреваемыми в работе на российскую разведку, а в неформальной обстановке щеголяла своими контактами в Кремле. Вряд ли человек, прошедший хотя бы минимальную развед-подготовку, стал бы вести себя столь неосторожно. Справедливости ради стоит сказать, что Бутину официально и не обвиняли в шпионаже, а получить доступ к секретным сведениям девушка не пыталась.
Тем не менее, определенная связь с российскими спецслужбами у нее, скорее всего, была, как минимум потому, что в уже упомянутых материалах следствия фигурирует найденная у Марии дома памятка о том, как отвечать на вопрос о работе на Федеральную службу безопасности (ФСБ). Более того, по информации американских СМИ, Бутина, находясь в состоянии алкогольного опьянения, сама хвасталась своими связями с российской разведкой. Бывший подполковник КГБ Акиф Гасанов, прослуживший около 15 лет в советской разведке, предполагает, что Бутина могла иметь длительные контакты с российскими спецслужбами, а именно, с ФСБ, живя в России, то есть была агентом контрразведки.
Такая версия могла бы объяснить многие противоречия в ее биографии, в частности, тот факт, что планы девушки, продвигающей такую непопулярную в тоталитарном государстве идею, как свободное владение гражданами оружием, одобрялись, по ее словам, лично Владимиром Путиным. Более того, живя в России, Мария свободно встречалась с американцами, сотрудничала с оппозиционерами, и при этом продолжала работать помощницей сенатора, не имея никаких проблем с ФСБ. Эта версия объясняет и найденную в ее квартире памятку, и тот факт, почему, имея успешный опыт установления доверительных отношений с американцами, девушка, привыкшая работать в собственной стране, не была обучена технике безопасности работы за границей, и в этом смысле оставалась дилетантом.
Как бы то ни было, использование российскими властями обычных людей, как имевших, так и не имевших ранее контактов со спецслужбами, стали в последние годы весьма распространенной практикой. Достаточно вспомнить многочисленные разоблачения контактов американских политиков с "близкими к Кремлю" олигархами, бизнесменами, юристами, пропагандистами и так далее. Более того, в роли неформальных "агентов влияния" могут выступать и обычные представители диаспоры, действующие с различной степенью осознанности. При этом первый контакт со спецслужбами у таких людей может состояться не до эмиграции, а уже во время их жизни за рубежом – например, во время обычных визитов на родину. Этот контакт может начаться с обычного опроса или допроса, а потом, в зависимости от ситуации, перерасти в более тесные отношения.
Использование таких людей влечет за собой определенные преимущества для российской разведки. Западные спецслужбы не могут отследить контакты с людьми, "привлеченными к сотрудничеству" во время поездок в Россию, и потому они могут долгое время оставаться незамеченными для западных контрразведок. Эти люди не являются кадровыми сотрудниками спецслужб, и, чаще всего, даже не входят в число агентуры внешней разведки, а потому риск их разоблачения перебежчиками сводится к минимуму.
К тому же дилетанты способны, что называется, "брать количеством". Уже упомянутый Акиф Гасанов предполагает, что ФСБ направила в Америку не только Бутину, но и других подобных ей людей, как говорится, "на удачу". Нетрудно предположить, что в таком случае хотя бы какая-то часть таких неформальных информаторов может добиться успеха.
Ошибки резидентов
Однако в работе с дилетантами есть и ощутимые минусы. Как мы уже видели на примере истории с Бутиной, обычным людям свойственно допускать ошибки, вести себя неосторожно и рассказывать о своей деятельности слишком много. Нередко дилетанты начинают чрезмерно активно контактировать с людьми и собирать информацию, которой раньше не интересовались, допускают нестыковки во лжи, или, как в случае с Бутиной, их "легенда" может попросту не соответствовать реалиям жизни в России. При этом, если таким людям удается найти связи высокого уровня, они все равно рано или поздно попадают в поле зрения контрразведки, и тогда их ошибки становятся роковыми.
К тому же провал дилетантов, хотя и не столь ощутимый для разведки, как провал кадрового сотрудника, также несет в себе риски раскрытия важной информации. Она может включать в себя способы работы спецслужб, их цели, методы достижения этих целей, объекты заинтересованности, профессиональные хитрости, а главное – выявить спектр людей, помогавших российским агентам.
В частности, случай с Бутиной явно продемонстрировал, как успешно Россия действует через консервативные организации, притом не только занимающиеся лоббированием права на оружие, но и через евангельские церкви, организуемые ими Молитвенные завтраки, консервативных политиков и общественных деятелей, предпринимателей и так далее. Еще одним последствием расследования стало привлечение внимания американских правоохранителей и СМИ к тому, как российское правительство работает с иностранными университетами и организует работу с молодежью за рубежом.
Следствие придало огласке, какие именно "мозговые центры" и конкретные люди помогали Бутиной в ее деятельности в США. В частности, американский историк и публицист Юрий Фельштинский, основываясь на обнародованных в прессе материалах дела, называет "кураторами" россиянки в США советских эмигрантов Дмитрия Саймса и Антона Федяшина. Словом, "дело Бутиной" выявило целую сеть российского влияния в Америке, а учитывая длительность ее сотрудничества со следствием, можно предположить, что сама Мария добавила весьма существенные детали относительно отдельных элементов этой сети.
Более того, чрезмерная активность российского МИДа в попытках защитить Бутину, несоразмерная с их усилиями по помощи другим российским гражданам, оказавшимся в заключении в США, лишь укрепляла американских прокуроров в мысли, что обвиняемая представляет особую ценность в глазах России. Обвинение даже использовало указание на количество посещений Бутиной сотрудниками российского консульства как косвенное доказательство ее вины.
Имиджевые потери
Во-вторых, дело Марии Бутиной выявило желание и готовность некоторых американских политиков и общественников сотрудничать с российским правительством. Речь идет не только о россиянах, в свое время эмигрировавших в США, но и "коренных" американцах. Как уже отмечалось, Мария не действовала "под чужим флагом" и не скрывала от американских партнеров своих целей: выстроить неофициальные каналы влияния американских политиков, в первую очередь из Республиканской партии, с российским правительством. Именно в этом состоял ее проект "Описание дипломатии", одобренный американским бойфрендом Бутиной Полом Эриксоном.
Девушка организовывала поездки делегатов Национальной стрелковой ассоциации (NRA) в Россию, где они встречались с Александром Торшиным и другими российскими политиками. При этом и члены NRA, и другие "влиятельные люди в США", с которыми общалась Бутина и ее покровители, прекрасно понимали, что им предлагаются контакты именно с российскими чиновниками. Тем не менее, многие из американских знакомых Марии положительно восприняли идею "налаживания отношений с Москвой", содействовали визиту российской делегации в США и неформально общались с депутатами Госдумы на Национальном Молитвенном завтраке. Данная ситуация бросила тень не только на NRA и консервативных политиков, но и на американское правосудие, никоим образом не затронувшее ни тех, кто помогал Бутиной в Америке, ни тех, кто с энтузиазмом откликнулся на ее предложение.
Правда, впоследствии Полу Эриксону были выдвинуты обвинения в мошенничестве, однако они официально уже не были связаны с делом Бутиной. Конгрессмены также начали самостоятельно расследовать связи NRA с Россией. Сначала подобную инициативу проявили демократы из Палаты представителей Тед Лю и Кетлин Райс, а несколько месяцев спустя доклад на данную тему был подготовлен финансовым комитетом Сената. Согласно документу, высокопоставленные чиновники организации знали о том, что россияне использовали свои связи в Ассоциации для получения доступа к новому президенту США, и тем не менее поощряли отношения с гражданами России. Однако данные факты никак не были отражены в материалах расследования деятельности Марии Бутиной, и можно предположить, что, если бы не инициатива отдельных конгрессменов, попытки выстроить отношения с Кремлем прошли бы для американских "миротворцев" без всяких последствий.
Разведка без шпионажа
Что касается собственно судебного процесса и приговора, активная поддержка Марии Бутиной со стороны российского МИДа, как отмечалось выше, пошла ей скорее во вред. Однако сама Россия выглядела на этом фоне довольно выигрышно, подчеркнув свой имидж как государства, которое "не бросает своих" – даже в случае, если те идут на сделку с "противником". Конечно, это не смогло нивелировать имидживые потери от уже перечисленной информации, которая раскрылась в результате расследования. Однако в глазах других россиян, сотрудничающих с Кремлем, такая позиция властей воспринялась обнадеживающе.
В свою очередь, американская сторона дала повод для критики, добавив к меморандуму прокуратуры 5-страничное экспертное заключение бывшего замначальника контрразведывательно управления ФБР Роберта Андерсона. По мнению Андерсона, действия Бутиной в США были "частью тщательно подготовленной разведывательной операции Российской Федерации". Андерсон уверяет, что россиянка выполняла функцию "наводчицы" (spotter), которая оценивала встреченных ею американских деятелей на предмет дальнейшей их вербовки профессиональными российскими разведчиками, и затем поставляла в Москву информацию, "имевшую разведывательную ценность для правительства России". В конце Андерсон заключил, что квалифицированные разведчики "смогут эксплуатировать эту информацию многие годы и нанести серьезный вред Соединенным Штатам".
Даже притом, что предположения Андерсона могут быть недалеки от истины, с правовой точки зрения сам факт влияния на срок приговора личного мнения частного лица выглядит сомнительно. Более того, в подготовленном им тексте Андерсон признал, что Бутина не совершала никаких "классических" шпионских действий, то есть, фактически, назвал преступными те ее поступки, которые формально не являются нарушением закона. Что же касается оценки нанесенного Бутиной ущерба, подобная оценка также обычно является результатом сложной контрразведывательной работы, и даже действующие сотрудники спецслужб не всегда могут с достоверностью оценить уже нанесенный ущерб, не говоря уж о будущем.
Все перечисленное дало российским СМИ возможность заявлять о "сфабрикованном" деле и политическом характере преследования россиянки даже при том, что сама Бутина признала вину в деятельности без регистрации и весьма эмоционально раскаивалась в содеянном. Таким образом, вынеся фактически довольно мягкий приговор, американская сторона крайне невыигрышно продемонстрировала его общественности, что не только добавило сочувствие многих эмигрантов к Бутиной, но и породило ряд тревожных вопросов, в частности: не будут ли отныне любые обсуждения россиянами политической ситуации или личных знакомств в США считаться "преступными", и где определить ту грань, когда даже законные действия "могут быть использованы во вред США"?
Таким образом, дело Бутиной выявило весьма сложные и противоречивые тенденции. С одной стороны, российские власти и даже спецслужбы действительно используют обычных людей в своих операциях намного активнее, чем их западные коллеги, что в принципе характерно для авторитарных режимов. Логично, что на фоне обострившихся отношений с Россией подобные действия требуют какого-то ответа. С другой стороны, сам этот ответ пока выглядит непоследовательным и непроработанным как с точки зрения правового реагирования, так и с позиции объяснения такого реагирования общественности в условиях "информационной войны".
! Орфография и стилистика автора сохранены
