Ещё немного потерпеть,
перебиваясь тусклым светом.
Не повзрослеть, но постареть
и приспособиться к запретам.
Считать, что всё предрешено,
что главное — не стало б хуже.
Ругать себя, смотреть в окно,
разогревать вчерашний ужин.
Знать, что терпение и труд
всё перетрут. Пытаться жертвой
не быть, покуда не сотрут
тебя — словно господень жернов.
Программа действий такова:
привычка, компромисс, смиренье.
Без слёз, без, сука, божества,
без торжества, без вдохновенья.
Какой майдан, какой мятеж?
Молчи. Не выходи из дома.
Семь раз отмерь. Потом не режь —
ведь резать нужно по живому.
Из комнаты не выходи,
когда раскачивают лодку.
Кусочек льда в твоей груди
стучит размеренно и кротко.
Преумножающие тлен
внушают нам, что есть причины
любых бояться перемен
сильней, чем этой мертвечины.
Хотят, чтоб сторонились мы
барьеров их и турникетов —
и чтоб заложники зимы
не стали воинами света.
Они не прекратят войну —
вконец повязанные кровью:
последний шанс — столкнуть страну
в дремучее средневековье.
Идут по улицам полки —
и дети прячутся на крышах.
По-вашему, мы далеки
от жара тлеющих покрышек?
Тем, кто в сомнениях завис,
кто даже в мыслях осторожен —
не кажется ль, что компромисс
отныне больше невозможен?
Мир чёрно-бел, а не цветаст.
Вот — мы, вот — псы сторожевые.
Последний раз такой контраст
был, кажется, в сороковые.
Вот есть добро — и вот есть зло.
Бояться — поздно, плакать — рано...
Как нужно, чтоб нас обожгло
и мы бы поднялись с диванов?
Вот — территория двора
и вот — фонарик телефонный.
Законно ль луч включить добра?
Ответ: пока ещё законно.
Цель — нелегка, но велика:
решиться силой стать единой
и путь пройти от Дня сурка
ко Дню святого Валентина.
А что потом? Ужасно жаль,
что мглой грядущее объято...
Вдруг станет нынешний февраль
особенной и важной датой?
Вдруг — оглянувшись сквозь года
в каком-то будущем июне —
мы скажем: "Знали б мы тогда,
что это было накануне..."?
! Орфография и стилистика автора сохранены
