Мы завтра узнаем, что кончилось лето,
что дальше вслепую идти под дождём нам.
Всё больше вопросов, всё меньше ответов —
и мир покоряется мертворождённым.
Нам кажется, что оступился предтеча,
и воины света — не воины больше:
других уже нет, а иные далече —
в тюрьме или в Грузии, в Латвии, в Польше...
Строителям будущего "Котлована" —
что нам остаётся? Одно остаётся
нам: между Майданом и — ох, Талибаном —
лавировать с выдержкой канатоходца.
Приходится быть осторожным в общеньи,
пореже использовать слово "НАВАЛЬНЫЙ" —
и думать, и действовать чтоб вообще не
эмоционально, а рационально.
И мы, повинуясь навязанной карме,
стараясь не думать о главной дилемме,
идём собирать эти чёртовы камни,
поскольку разбрасывать камни — не время.
И мы убеждаем себя планомерно,
и внятный находим для трусости повод —
что весь это трэш нам приснился, наверно.
Нам хочется жить — а не это вот всё вот.
Себе говорим, что не грех притвориться —
хоть тушкой, хоть чучелком — ради бабла нам.
Не быть, а казаться, молчать и таиться,
служить, подчиняясь вельможным е*ланам.
Всей тяжестью небо нам давит на плечи —
но рваться в атланты желающих мало,
а пульс барабанит свинцовой картечью,
вбивая в виски: "Всё пропало, пропало".
Тюрьма или кома — по сути, неважно:
страну рассекает двойная сплошная.
"ОТПОР ДАТЬ НЕЛЬЗЯ ПОКОРИТЬСЯ" — однажды
удастся ль понять, где стоит запятая?
Во внутреннем дворике ходим по кругу,
привыкнув к абсурду, покорности, фальши —
и клин журавлей, устремившийся к югу,
курлычет: "Что дальше? Что дальше? Что дальше?.."
! Орфография и стилистика автора сохранены