Вспомнил эпизод из личной жизни. 21 августа 1991 года после трех дней, проведенных в Доме кино в окружении Климова, Смирнова, Ибрагимбекова, Соловьева и еще нескольких десятков талантливых, пассионарных и крайне симпатичных мне тогда людей, мы с женой, наконец, вышли на улицу, - естественно, Тверскую, - чтобы вдохнуть свежего воздуха.
Свежего не получилось. Я увидел извивающуюся змею победившей толпы, сползавшую куда-то в сторону Лубянки. Будущее предстало как никогда ясно - и в самом мрачном свете. Я сразу увидел в этой толпе очертания и 93-го, и 96-го, и 99-го, да, в общем-то, и 2022. Про Украину, врать не буду, не подумал, но в том, что война будет, не сомневался. Кто немного знаком с моей публицистикой тех лет, знает, что предчувствий своих я не скрывал и пиетета к ельцинской демократии не испытывал.
Вспомнил я об этом вот почему. Вчера закончил мучительное перечитывание Ремарка, которое заняло почти полгода. Когда я читал "Тени в раю" в свои 14 лет, я дай Бог чтоб понял и десятую часть. Окружавшая меня тогда реальность была слишком далека от описываемой в романе - или мне так казалось. Сегодня другое. Каждый абзац бьет прямо в сердце, не роман, а онлайн-репортаж. И только дочитав, я сообразил, что меня сегодня угнетает больше всего: предчувствие дня НАШЕЙ победы, которая будет ИХ победой. Я не сомневаюсь ни на йоту в том, что режим Путина обречен, что пройдет пять-десять, от силы пятнадцать лет, и колесо истории переедет нынешних хозяев русской жизни. Для этого не надо быть пророком, достаточно быть философом, хотя бы в душе. Откуда же депрессия? А вот отсюда - потому что дальше будет так:
"Главное разочарование было связано с возвращением: это было возвращение в чужой мир, к безразличию, к скрытой ненависти и трусости. Никто не признавал своей принадлежности к партии варваров. Никто не чувствовал себя ответственным за то, что совершил… Я не мог восстановить в памяти лицо человека, который орудовал в крематории; никто не был в состоянии даже припомнить их имен; никто не желал ни вспоминать о преступлениях, ни отвечать за них; многие забывали даже о существовании концентрационных лагерей. Я натолкнулся на молчание, на глухую стену страха и отрицания. Некоторые пытались объяснить это тем, что народ слишком устал… Каждый за эти годы многое испытал, о других вроде бы можно было и не заботиться. Немцы не нация революционеров. Они были нацией исполнителей приказов. Приказ заменял им совесть. Это стало их излюбленной отговоркой. Кто действовал по приказу, тот, по их мнению, не нес никакой ответственности".
! Орфография и стилистика автора сохранены
