В связи с очередным приступом "новой этики" (см. расследование личной жизни петербургского филолога Кобринского) попробую еще раз сформулировать несколько нехитрых мыслей. Честно говоря, я закаивался ходить по этому минному полю, но ощущение, что безумие помаленьку накрывает нас и становится нормой, заставляет, поозиравшись, cнова выйти из укрытия.
Итак. Давайте для начала рассортируем помойку с типовыми обвинениями - разделим их на обвинения в уголовщине и т.н. "аморальность".
Начнем с уголовщины как вещи очевидной.
Если некто принуждал женщину к сексу насилием, шантажом или угрозами - он преступник и должен понести наказание, тут не о чем спорить. Есть ли какие-либо свидетельства на этот счет? Если да, они должны быть предъявлены. Если нет, - голословные обвинения должны быть немедленно сертифицированы как клевета, со всеми вытекающими из этого юридическими последствиями. Fair play!
Принятое ныне положение дел, при котором "жертва" освобождается от обязательства что-либо доказывать, а на обвиненного не распространяется презумпция невиновности, – можно, конечно, назвать и новой этикой, но на мой вкус, это старое хамство и опасный произвол.
Перейдем к "моральном облику". Тут - две разные темы.
Первая относится к формальной стороне дела: внутреннему уставу учебного заведения (или любой другой структуры). При поступлении на работу человек подписывает этот устав – и, при его доказанном нарушении, может быть уволен.
Или не подписывает, и его просто не берут на это место.
Создание такого устава (а за эту идею выступают многие) кажется мне, признаться, вещью лукавой и заведомо ущербной. Как определить "добропорядочность" отношений профессора и студентки до их первой встречи? Должен ли он уволиться перед тем, как пригласить ее на чашечку кофе? Обязана ли она поставить в известность деканат, что он глядел ей в глаза дольше трех секунд? взять академический отпуск перед поцелуем? Как вы себе это представляете?
Впрочем, повторяю, это формальная сторона вопроса, которую можно как-то регламентировать (видимо, запретив на корню). Но что делать с неформальной? С той самой "аморальностью" того или другого известного N. (неизвестные N., как вы заметили, никого не интересуют)?
Простите, что пишу банальные вещи, но старое ханжество, прикидывающееся новой этикой, вынуждает меня снова делать это…
Мораль, как известно, категория оценочная. Время, место и субкультура формируют представления людей о границах дозволенного - и желательную модель поведения, всякий раз немножко (или не немножко) иную. И если мы не хотим в Северную Корею или в шариат, то должны наконец ясно зафиксировать: никакой единой морали не существует.
Гете оскорбляло, что у его юной возлюбленной при ходьбе видны щиколотки. Среди персонажей Генри Миллера аморальным окажется герой Аркадия Гайдара...
Большой город – место десятков норм поведения, и границы не маркированы. Конфликты (недоразумения) нормальных людей возникают, как правило, именно на стыке различных представлений о норме.
Для того, чтобы этого избежать, человеку даны а) интуиция; б) догадливость в) устная речь. И если первая со второй не сработали, всегда есть возможность воспользоваться словами, не правда ли?
Это, как правило, помогает быстро исчерпать недоразумение.
"Нет" означает нет, "да" означает да, и перестанем размазывать белую кашу по чистому столу, как заповедал классик.
В том, что касается секса, общество вправе поинтересоваться только двумя вещами: легитимностью (18+) и добровольностью отношений, ненасильственностью процесса. Все остальное – дело двоих (или сколько их там есть в этом процессе).
Взрослые свободные люди сами решают, что им делать, чего не делать, с кем встречаться, с кем не встречаться... Сами и несут ответственность за свой взрослый свободный выбор.
Это бывает драматично? О, да.
Драматично - только для женщин? О, нет.
Мы взаимо-желанны и взаимозависимы – и так будет всегда (я надеюсь). Остальные гендерные варианты тоже приветствуются, но сейчас не об этом...
Мужчина может предложить женщине сходить в библиотеку, но может предложить и секс (как и она ему, о ужас). Это предложение можно с негодованием отвергнуть, с благодарностью принять, обратить в шутку или перестать общаться. Все это может быть радостью или разочарованием, минутным порывом или циничным расчетом, счастьем, мукой, продолжением дружбы, похотью или светом небесным, а то и всем вместе, разом или поочередно - см. мировую художественную литературу.
Но моральные оценки по этому поводу - не дело коллектива. Как сейчас говорится, от слова "совсем". Ни один свальный грех не нанесет общественной морали такого ущерба, как возвращение контроля за личной жизнью.
И напоследок - несколько слов о "новой этике" здорового человека, как я ее понимаю.
Тут все очень просто, по-моему.
Новая этика должна РАСШИРЯТЬ старую этику, а не отменять ее, вот и всё.
"Старая этика", декларируя защиту прав человека, но находясь внутри своего времени, не защищала в достаточной степени людей с особенностями развития, сексуальные, этнические, религиозные меньшинства… И когда "новая этика" начинает заполнять эти лакуны, я говорю: слава богу, наконец!
Но в том революционном взвинченном виде, который мы наблюдаем сегодня, некоторые адепты "новой этики" озабочены не столько расширением прав человека, сколько реваншем. Этот торжествующий огонь блестит в очень многих глазах. И это уже не расширение прав человека, а их экспроприация. Это раскулачивание, а не забота о голодных. Почувствуйте разницу.
Поколения аболиционистов были заняты тем, чтобы поднять с коленей черных. Сегодня, с обвинениями в расизме, гнобят и увольняют белого, отказавшегося преклонить колени. Забавно получилось, да?
Достоинство оппонента, презумпция невиновности, возможность нормального диалога, само право на альтернативное мнение – базовые завоевания "старой этики" выбрасываются вон, в счастливом победительном раже. Все это очень опасно.
Вернемся в наши широты, к случаю с профессором Кобринским. Это, надо сказать, сплошная уголовщина и мерзость. Только уголовник в этой истории, разумеется, не профессор, а те, кто решили предать очистительному огню своей "морали" его личную жизнь: вскрывали почту, выкладывали частную переписку, вываливали в СМИ интимные подробности. Они – преступники и негодяи.
Так мне представляется из моей старой этики.
! Орфография и стилистика автора сохранены
