Тридцать лет назад, 3-4 октября 1993 года, один из главных расколов был по вопросу о том, как Россия должна действовать на постсоветском пространстве.
Без этого непонятно, почему люди, которые спокойно относятся к сталинским репрессиям (а только в период большого террора расстреляли 681 692 человека), испытывают сильнейшую боль по поводу неизмеримо меньшего числа жертв 4 октября 1993 года. И это нельзя объяснить только тем, что драма 1993-го была частью современности, а сталинские репрессии в 1993-м стали уже историей. Проблема в другом – после 1937-го был победный 1945-й, в результате которого сфера влияния СССР распространилась на Восточную Европу. Тогда как 1993-й означал крах планов восстановления Союза.
И среди идейных защитников Белого дома были сторонники разных взглядов на социально-экономические и политические вопросы. Были марксисты-антитоварники и рыночники-дирижисты. Выступавшие за представительную демократию и считавшие, что в России – по крайней мере, до решения первоочередных задач - должна быть военная диктатура. Но абсолютное большинство считали, что распад СССР – это трагедия, и надо как можно скорее восстанавливать единую страну. Даже шок от либерализации цен был для них относительно вторичен – эти люди были готовы согласиться с еще большими невзгодами, жила бы страна родная в советских границах.
Не менее важно и то, что с противоположной, "ельцинской", стороны приверженцы неукоснительного соблюдения принципа статус-кво на постсоветском пространстве составляли явное меньшинство. Делалось исключение для балтийских стран с учетом необходимости выстраивания отношений с Западом. Но преобладало представление о том, что три славянских страны должны идти по пути интеграции (конечно, на новой основе, принципиально отличающейся от СССР и походящей на только что созданный Евросоюз). Равно как именно Ельцин санкционировал поддержку Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии, а правовой статус российских войск в Армении был оформлен в 1992 и 1995 годах.
Понятно, что об этом задумывались два активных меньшинства. Большинство населения элементарно выживало, не думало о геополитике, а через пару месяцев на думских выборах по партийным спискам победила ЛДПР – ее избиратели голосовали по принципу "чума на оба ваших дома". Но большинство не может сформулировать, продвигать и защищать идеи – это задача активных меньшинств.
Принципиальная разница была в том, что ельцинская сторона исходила из того, что интеграция неизбежна в силу многочисленных причин - технологические цепочки, газовый фактор, общая история, культурные связи, а с рядом стран – и религиозная идентичность. А ее излишнее подталкивание, отказ от добровольности выглядит неразумным и опасным.
Противники же Ельцина исходили из того, что каждый год вне общей страны делает реальную интеграцию все менее реальной, так как новые государства укрепляются, а их элиты будут все более отталкиваться от России. О поколенческой проблеме и притягательной для новых поколений "мягкой силе" Запада речи всерьез еще не шло – тогда жители постсоветского пространства еще смотрели по телевизору одни и те же фильмы, а на Западе решали, как поступить с Восточной Европой.
И моральный реванш противников Ельцина связан с идейной эволюцией тех, кто в 1993 году был на другой стороне. Она проходила в основном в нулевые годы, особенно после первого Майдана, когда стало ясно, что и газ-батюшка, и каноническое православие проигрывают той самой "мягкой силе". С этого времени многие недавние "русские европейцы" стали с разной скоростью дрейфовать в сторону державной идеи, что вызывало у их оппонентов образца 1993 года весьма смешанные чувства. С одной стороны, удовлетворение, что их взгляды побеждают, хотя и через много лет. А с другой, обида, что тогдашние победители и тут оказались впереди.
! Орфография и стилистика автора сохранены
