Cветлой памяти Валерия Николаевича Чалидзе, основателя "Комитета прав человека в СССР" (1970) и Виктора Владимировича Сокирко, основателя диссидентского движения за экономическую свободу
В журнале "Знамя" за 2004 г. (№4) была опубликована моя рецензия "Блистательные изобретатели велосипедов" на репринтное издание реферативного журнала самиздата и "тамиздата" "СУММА". Так случилось, что этот трёхтомный сборник я получал в жизни дважды - в 1985 году от светлой памяти Андрея Фадина, незадолго до этого вышедшего из следственного изолятора КГБ "Лефортово", а потом в редакции журнала "Знамя" - это уже в конце 2003 года, т.е. во время первого дела ЮКОСа, с которого ведет отсчет новый цикл российского деспотизма и самоизоляции.
Вот начало моего текста: "В 2002 году журнал "Звезда" вернул читателю из недавнего прошлого еще один ценный памятник духовной и интеллектуальной жизни — под редакцией Анатолия Вершика переиздан самиздатовский сборник "СУММА". Он выходил в период начала самой лютой политической стужи послесталинских времён с 1979 по 1982 год. По историческому значению "СУММУ" можно сравнить только с гипотетической попыткой средневековых мыслителей сохранить выдержки из трудов "еретических" и "языческих" философов в разгар деятельности инквизиции. Всего вышло восемь номеров, из них два — сдвоенных. Сборник представлял собой реферативный журнал самиздата. Это означает, что его авторы — математики Нина и Сергей Масловы - совершили настоящий подвиг. Через их руки прошло огромное количество литературы, за одно знакомство с которой можно было получить срок..."
32 года тому назад в этом сборнике диссидентской публицистики меня поразило высказывание очень известного тогда правозащитника Валерия Чалидзе о том, что советским людям нужны не политические права, а политическое право. Поскольку у них отсутствует именно оно. Он утверждал, что "борьба за права человека в СССР была борьбой за создание условий для политической борьбы". (Чалидзе В. "Правозащитное движение: проблемы и будущее" // СССР: внутренние противоречия". 1984 г. Вып. 9, с. 5–85.)
Этот тезис отторгался многими советскими правозащитниками и диссидентами, инстинктивно или убеждённо стоящими на "земской" позиции: политика - власти, мнение - обществу. Отторгался именно потому, что был идеально точен: любой сдвиг от тоталитаризма к любой из форм просвещённого авторитаризма немедленно погружал социум в яростную идеологическую борьбу. Сперва под видом анализа художественных стилей и произведений, потом вокруг интерпретаций истории, затем - по поводу направлений социально-экономических преобразований. Но в итоге, всё равно всё бы пришло к вопросу о легитимности монополии КПСС, необходимости конфронтации с Западом, антирыночного устройства экономики и имперской модели СССР.
Противоречие между политическими правами и политическим правом стало главным при нынешних спорах об отношении к "выборам" в День Парижской коммуны [для молодых - 18 марта – прим. авт.]. Антинавальнианская коалиция, которая уже (добровольно-принудительно) сложилась, утверждает, что отказ от использования политических прав, которые именуют "избирательными правами", отдаляет от демократии.
Строго говоря, избирательные права были у советских людей с 1918 года. Более того, 5 декабря 1936 года, с вступлением с силу Сталинской (Бухаринской) конституции, были отменены последние формальные ограничение на пассивное и активное избирательное право, и через две недели смогли голосовать бывшие "лишенцы", т.е. миллионы бывших собственников и нанимателей рабочей силы при НЭПе, а также уцелевшие остатки бывших дореволюционных привилегированных социальных групп.
С формальной точки зрения, согласно той самой конституции "гражданского мира", о которой мечтал Бухарин, подданные Сталина и его преемников обладали всей немыслимой полнотой политических прав. Включая избирательные. Право голоса - обоим полам с 18 лет. Поистине уведомительное право на проведение митингов и демонстраций (так, письмо занести в исполком за пару дней, чтобы площадь перекрыли). Полная свобода просить о приёме в партию и её молодёжную организацию - ВЛКСМ. Полная свобода профсоюзной деятельности. Никакого запрета на критику власти, напротив, вся пропаганда поощряет на смелую принципиальную критику "чинуш и бюрократов". Никакого формального запрета на создание альтернативной партии или общественного движения. Хуже того, каждого норовят записать в кучу на теперешнем сленге "структур гражданского общества" и собирают на них взносы... Кстати, на выборах с декабря 1936 и по март 1989 года побеждает вовсе не КПСС, но коалиция "Нерушимый блок коммунистов и беспартийных". Которых с того же декабря 1936 упорно называли "беспорточными", что было неправдой, в Советы высокого уровня набивали огромное количество беспартийных статусных интеллектуалов - учёных, врачей, литераторов, режиссёров. Им разрешали быть беспартийными для разрушение антисоветской клеветы о тотальной власти большевиков. А творческие союзы и Академия наук, с одной стороны, привилегий давали не меньше, чем уровень райкома, а в узде держали ещё жёстче, чем парторги...
Для подданного абсолютной монархии, жителя европейской колонии, балканской или латиноамериканской диктатуры - немыслимое половодье демократии. Хоть ешь, хоть пей, хоть окатывайся...
Но при этом "абсолютный нуль" политического права, т.е. права участвовать в легальной политической борьбе. Потому что даже ещё младенцы знали - малейший намёк на несанкционированную общественную активность карается жесточайшим образом. И даже некоторое стилистическое отступление от канонов "творческого метода социалистического реализма", даже в апологетических целях, карались как идеологическая ересь. Так же строго и последовательно как инквизиция эпохи контрреформации пресекала критику положений Аристотеля с позиций платоновской философии. То же самое относится и к критике господствующих научных школ.
После показательного Процесса над партией социалистов-революционеров в 1922 году первая политическая партия в СССР была создана во время Норильского восстания в Горлаге 1953 года. Это была "Демократическая партия". В ней был и Лев Александрович Нетто - старший брат легендарного футболиста "Спартака" Игоря Нетто. Следующая альтернативная партия была создана только в мае 1988 года - это был легендарный "Демократический Союз".
Квазипартийные идеологические структуры, например, ВООПИК (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры), могли существовать только при покровительстве единомышленников в КГБ, ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС.
А вы думаете про Афганистан, Чечню и Крым придумывали заново? С папок 1968 года пыль сдули в 1979, с папок 1980 года - в 1994, с папок 1994 - в 2013...
И вот - день нынешний. Море избирательных прав. Добрый ЦИК принимает уже совсем на коленке сделанные протоколы партийных съездов [как участвующий в волонтёрском консультировании, вплоть до редактирования проектов писем одной из "угнанных" партий, за свои слова отвечаю – прим. авт.]... Можно всем... Кроме Навального. И Полонского с Лурье... Я представляю, как их убеждали "выдвинуться", чтобы был не один отказ, а три... Как заботливо подбирали кандидатуру для "объединённых народно-патриотических сил".
Курт Воннегут в "Завтраке для чемпионов" описывает, как в Южный штатах, после запрета Верховного суда США на расовую сегрегацию, в барах и аптеках писали "Вход сюда запрещен именно тебе". Знающие понимали. Пока уже при президента Картере к таким остроумцам не стали наведываться "люди в черном".
В Российской Федерации нет политического права как возможности участия в легальной политической борьбе. А возможность идеологической борьбы резко сужена. Потому что участие в политике с разрешения властей, с которыми ты хочешь бороться, - это как покупка марихуаны по рецепту. Оборот есть - но не свободный. Обоснуй, что болен.
Если в выборах могут участвовать только те, кто не угрожает власти, то избирательные права есть, а ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ПРАВА - нет.
Избирательное право (как искусственно выделенная часть политического права) - это возможность мирного свержения одной политической силы и привода на ее место другой, с альтернативной программой. В любом ином случае - избирательные права - это просьба к власти обратить внимание, или даже требование решить вопрос. Это - политические сатурналии, когда неделю в декабре римским рабам и вольноотпущенникам (почти крепостным по статусу) разрешали изображать вольных римлян. А вот в еврейском праве сатурналий не было, однако была категорическая обязанность через 7 лет освободить раба-еврея (отказывающимся уходить от заботливого хозяина в знак презрения символически прибивали ухо к косяку), а через 49 лет - вернуть хозяину имущество, включая землю, взятое у него за долги.
Поэтому там, где политическое право ограничено убийствами, демонстративной фабрикацией уголовных дел и различными видами гонений, - его на самом деле нет.
На упрёки, что вот Навальный говорит, что с ним выборы есть, а без него - нет (ишь, цаца!), отвечу. Допуск Навального на выборы означал бы либо отмену как незаконных и облыжных приговоров в отношении него, либо экстренную отмену законодательных изменений, направленных против него и Ходорковского. Такие действия означали бы открытое признание государством (Путиным) незаконного нарушения (отмену) политического права. А значит - его восстановление, пусть и временное. Точно так же как реабилитации 1953-61 годов означали признание государством клеветнических обвинений в отношении людей и народов и политических фабрикаций дел. После чего фабрикации политических обвинений прекратились. Другое дело, что список криминализированных действий остался весьма широк. Но Даниэль ("Николай Аржак") и Синявский ("Абрам Терц") действительно переправляли рукописи для издания за рубежом. И их произведения были критически настроены. Признаний в работе на иностранные разведки из них не выбивали. Вообще, последним ложно обвинённым в шпионаже (на англичан*) был маршал Берия, расстрелянный 64 года назад. Так что Хрущёв сложным образом выполнил своё обещание "вернуться к ленинским нормам законности".
Поэтому действия Навального - это то, что делали при Кеннеди "наездники свободы" - демонстративная поездка в автобусе на скамейке "для цветных". Именно такое поведение взорвало сегрегацию. Можно карать за незаконное повышение статуса, нельзя - за понижение.
В советское время я подростком (середина 70-х) очень внимательно изучал отчёты об итогах выборов в Верховный Совет СССР. Не результаты, разумеется, а явку. Отмечая, что в "республиках Советской Прибалтики", а также в "Советской Грузии" она пусть и на полпроцента, но ниже приблизительной среднесоюзной - скажем, не 99,90, а 99,45%. Ясно, что в реальности данные были иные, но власти осторожничали, старались не делать картину уже совсем противоречащей действительности.
Тут именно ОТКАЗ от процедуры ритуального выявления лояльности и был борьбой за демократию. Хотя выбирая депутатом, например, Донатаса Баниониса, литовцы, во-первых, поддерживали свою национальную культурную гордость; во-вторых, давали ему возможность помогать конкретным людям; и в-третьих, о чём они не знали, помогали "сорваться с вербовки" - депутатов и членов парторганов КГБ было запрещено привлекать к секретному сотрудничеству.
Ещё, пожалуй, самое главное. С правовой точки зрения в нашей стране нет прав, но есть лишь даруемые монархом привилегии. Не privilegium, дававшие наборы прав на внутреннее самоуправление сословиям и городам (например, Магдебургское право), а право "сидеть в присутствии короля", или "ходить в шляпе при короле", или "подавать чулок при утреннем одевании короля". Что совершенно нормально для феодализма. И совершенно безвредно - это ведь не право охоты на общинных полях или право первой ночи с невестой простолюдина, даже и заменяемое просвещёнными синьорами подношениями.
——-
* На самом деле, всё было сложней. Во время подпольной работы против оккупационных властей в Баку, большевики поручили Берии дать себя завербовать спецслужбе мусаватистов - азербайджанских национал-демократов. После того как в 1918 году турецкие части были заменены британскими, они взяли под свой контроль и агентурную сеть своих политических клиентов. Поэтому формально "бакинский Штирлиц" Берия давал подписки о сотрудничестве и бакинской политической разведке и, вполне возможно, Службе Его Величества.
! Орфография и стилистика автора сохранены